Я попросила:
— Разрешите, мы завтра споем на службе? У вас же нет хора...
— Вы правда можете это сделать? — удивился он.
— Да, вы просто скажите, что именно, и мы исполним.
Незадолго до этих событий мы представили в Москве программу духовных хоровых произведений, в основном Чеснокова и Рахманинова. Сперва исполнили ее в Знаменском соборе на Варварке, потом в консерватории. Как же консерватория была против нашей программы! Но мы все-таки добились разрешения на выступление. Успех был феноменальным! Так что с церковной музыкой были знакомы. Но самым неожиданным решением, которое и повернуло ход переговоров в нашу пользу, было то, что мы предложили: «Завтра на службу можем привести настоящих звонарей, которые расчехлят колокола на вашей колокольне...» И «крепость» пала!
Дело в том, что из Самары в Канны мы привезли звонницу — передвижную установку с колоколами. Среди этих колоколов даже был один XVI века! Он, конечно, представлял историческую и музейную ценность, поэтому провозу через границу не подлежал. Но так хотелось доказать «этим» Каннам: «Мы — настоящие!», что пошли с Любой Гречишниковой на авантюру. Буквально пели и плясали в Таможенном комитете, убеждая его сотрудников, что наш колокол — копия (хотя на нем и стоял штамп с годом отливки)! Но, видимо, мы были так убедительны, что таможня, закрыв глаза, «дала добро».
Утром над Каннами разлился колокольный звон... И на этот звон в храм поспешили верующие. А «Русская песня», вся в белом, пела на клиросе. Батюшка кивал нам, когда наставал черед хора. К окончанию службы к церкви стянулись участники шествия: триста человек кинопрокатчиков стояли во дворе храма, а рядом на улице — конница голов в тридцать и прочие участники. Но никто из «наших» даже не смог войти в храм — так он оказался забит прихожанами. Как мы потом узнали, в тот день ящик для пожертвований оказался полон. Об окончании службы и начале шествия тоже возвестил звон колоколов.
Я пошла позвать настоятеля и застала его рыдающим в сени деревьев. Попросила:
— Батюшка, выйдите, благословите нас...
— Сейчас-сейчас... — ответил он, вытирая слезы, так его переполняли эмоции. Ведь колокола храма молчали много лет — некому было звонить.
Возглавлял наше шествие Кахи Кавсадзе в костюме Ивана Грозного на белом скакуне, за ним — отряд верховых. Откуда мы раздобыли лошадей? Взяли в аренду у французской конной полиции. В седлах, переодетые опричниками, гарцевали французские же полицейские. Следом шли трубачи, потом владимирские рожечники, «Русская песня», за нами — казачий коллектив, а затем в парадных костюмах и смокингах — триста российских кинопрокатчиков. В руках они несли плакаты «Ivan le Terrible».
Таги-Заде договорился с каннской мэрией, и под наше шествие перекрыли проезжую часть набережной Круазетт. Реакция французов на «парад русских» была невероятно восторженной и бурной. С пляжа к нам бежали отдыхающие прямо в купальных костюмах, распахивались окна домов, элитных отелей и дорогих ресторанов. За нами потянулась огромная толпа! А мы приближались к Дворцу фестивалей...
Там нас уже ожидали самарские колокола. Едва шествие показалось на горизонте, они начали звонить. «Русская песня» заняла позицию на площадке, а шествие повернуло в сторону кинотеатра, где должны были демонстрировать российский фильм.
Мы же начали праздник русского искусства. На французском языке была устроена викторина «Знаешь ли ты Россию», победителям вручали сувенирные монеты с отчеканенным профилем Ивана Грозного и названием фильма. Этими же монетами мы осыпали французов во время плясок и игр. Раз спели, два, три — кажется, можно бы расходиться... Но нас не отпускали, наверное, часа три! Потом подошли организаторы фестиваля, известили, что скоро начнется конкурсный показ и хорошо бы шоу свернуть — мы отвлекаем зрителя от основного фильма... В тот момент у меня возникло ощущение, что послушать нас собралась вся Франция. Уверена, Канны русских не забыли!
