И все-таки его переезд стал для меня ударом. Вечерами мерила шагами ставшую огромной, будто раздавшуюся в размерах двухкомнатную квартиру, и сердце рвалось от собственной брошенности и неприкаянности. Я готова была довольствоваться видимостью семьи — и привела в дом мужчину, которого совсем не любила. Тем не менее год, что мы прожили вместе, оставил только добрые воспоминания. Будучи человеком далеким от мира кино и театра (Леша занимался компьютерным программированием), он ни разу даже намеком не дал понять, что ревнует меня к профессии, не высказывал неудовольствия моими поздними возвращениями после спектаклей, многочасовыми съемками на телевидении. Умный, веселый, он смог стать настоящим другом и мне, и Владику. Другом, но не более...
А потом в моей жизни появился Актер. И вместе с ним страсть, от которой Земля могла сбиться с орбиты. Алексей сразу все понял и ушел, избавив меня от объяснений.
Мы встречались с Актером уже четыре месяца, пока однажды не услышала: «Сегодня рассказал о нас с тобой жене. Теперь можем не скрываться».
В тот же вечер он переехал ко мне.
Никогда не говори «никогда». Еще студенткой я дала себе слово: не встречаться с женатыми мужчинами и не разрушать чужие семьи. И вот теперь этот обет нарушила.
Чем закончилась та моя попытка быть счастливой, вы уже знаете. О том, какую цену я заплатила за нарушенный обет, еще предстоит рассказать.
Первой, самой малой платой оказалась кража сумки. Она висела в прихожей — со всеми документами и гонораром, на который нам с сыном предстояло жить полгода. Убегая играть во двор, Владик не закрыл дверь — и этим воспользовались. Я схватила телефон и начала набирать номер. И только когда палец застыл на последней цифре, поняла, что звоню Жене Фомину — начальнику транспортного цеха театра. Спроси кто-нибудь меня тогда, почему именно ему, объяснить бы не смогла. Ну подвозил меня, оказавшуюся в то время «безлошадной», несколько раз после спектакля до Долгопрудного, выпили вместе как-то по чашке чая у меня на кухне — вот и все отношения.
Женя примчался меньше чем через час: «Давай думать, кто мог это сделать?»
Забегая вперед, скажу, что воровку мы вычислили и документы вернули, а с деньгами пришлось проститься — укравшая сумку женщина успела их потратить.
Я человек не меркантильный и в другой ситуации вряд ли стала бы убиваться из-за такой пропажи, но тогда, после ухода Актера... Я казалась себе разбитой на кусочки, а теперь по этим мелким кусочкам еще и били молотком.
Женя начал возить меня домой после каждого спектакля. Иногда я смотрела на него из окна гримерки: стоит возле машины, поглядывает на дверь, лицо — как у ребенка, которому вот-вот подарят что-то необыкновенное. Но стоило мне появиться в дверях, тут же напускал на себя сердитость: «Аронова, ну ты едешь или нет? Сколько можно собираться?!»
Меня это забавляло и трогало. Взрослый мужчина, старше на пятнадцать лет, а ведет себя как влюбленный первоклассник.
Вскоре начала находить по утрам под дверью белые лилии. Выведав у кого-то в театре, какие цветы я люблю, Женя тратил на них всю зарплату. Чтобы привезти букет до того как проснусь, ему приходилось ни свет ни заря мчаться из Москвы в Долгопрудный. И это при том, что накануне вечером он, доставив меня домой, к себе возвращался далеко за полночь. Однажды рядом с букетом я обнаружила флакон духов. О том, что на протяжении нескольких лет пользуюсь только ими, я Фомину не говорила...
Мне всегда нравились яркие мужчины. Такие, что мгновенно притягивали к себе все взгляды, в минуту становились душой любой компании. Способные подать себя, умеющие красиво говорить. Женя оказался совсем другим, но я все чаще вспоминала мамины слова, которые она сказала незадолго до ухода: «Ты будешь счастлива, когда в твою жизнь приду я, но только в мужском обличье. Когда рядом появится человек, который будет любить тебя так же сильно, как я, и принимать любой, зачастую даже не понимая, что движет твоим настроением и поступками».
