— В фильме помимо Хаматовой снимается основатель еще одного благотворительного фонда — Константин Хабенский.
— Да, он играет врача, друга Лизы по мединституту, у которого она крадет морфий для умирающей девочки, — его не оказалось в аптеке, а несчастная мучилась от боли. У нас действительно были серьезные проблемы с обезболивающими. Я это прекрасно знал и раньше, а теперь разбираюсь в том, что касается неизлечимо больных, немного лучше: после кончины Елизаветы больше погрузился в благотворительность. Но кстати, мне кажется, тому, что она делала, больше подходит слово «милосердие».
Благотворительность — это масштаб, система, а Елизавета ко всему относилась очень лично. В ее фонде получали зарплату только три человека, остальные были волонтерами, они работали в тесном подвальчике. Для Лизы даже в смысле помощи людям деньги не были главным: она в основном собирала вещи. Гордилась, что ее подопечные — бездомные — одеты шикарнее всех в Москве! Каких ей только «гуччи» не приносили... Одна богатая дама привезла большие сумки дорогой мужской одежды: ее супруг, видимо олигарх, пошел «налево», она об этом узнала и отомстила — вытащила из гардеробной все, что могла, и отвезла в Лизин фонд.
— Да и вы своих старых вещей иногда недосчитывались.
— И не всегда старых! Но меня не это удивляло. Ладно мои костюмы — она и свои вещи раздавала с необычайной легкостью. Однажды я подарил ей шубу из «королевского» меха, по-английски он называется ermine. Такой белый с черным.
— Из горностая?!
— Да, точно. Недели полторы жена эту горностаевую шубу поносила, а потом передарила женщине-волонтеру. Сказала, что очень пожалела ее. Это же невозможно! Как на такое можно обижаться?.. Я ведь с самого начала понимал, с кем имею дело. Лиза была невероятно доброй, щедрой и не привязывалась к вещам — всегда относилась к ним так, будто не на земле живет, а на небе.
Когда мы только начали встречаться, она жила в квартире на «Авиамоторной», где кроме старого раскладного дивана и мебели-то толком не было. У нее там стояли две старинные иконы. Я ими восхитился, и она моментально сказала:
— Возьми их.
— Ты что, не надо.
— Нет, хочу, чтобы они были у тебя.
— Как вы с Елизаветой познакомились?
— В середине восьмидесятых, во второй или третий мой приезд в Москву. Первый раз я приехал в начале восьмидесятых познакомиться со старшей сестрой Ириной — папиной дочерью от первого брака, и конечно, с Москвой. Мне тут невероятно понравилось, Москва показалась даже более родной, чем Нью-Йорк, где мы жили. Квартиры в Америке — это большие светлые пространства с минимумом мебели. Я же в основном общался с русскими эмигрантами второй волны, а в детстве захватил и остатки первой, и у всех нас квартиры были маленькими, темненькими, забитыми книгами, заставленными вещами, иконами. Когда зимой не хватало места в холодильнике, мой папа клал мясо в пакет, перевязывал его веревкой и вывешивал за окно — советская бытовая премудрость.
