Мы мечтали о дипломных спектаклях, а тут узнаем, что их не будет! Собрались курсом, долго обсуждали, как быть, и решили поговорить с Юрием Петровичем. Но то ли ему успели сообщить о готовящемся разговоре и превратно его истолковали, то ли момент оказался неподходящим, но беседы не получилось. Любимов сразу сказал: «Кого не устраивает мое решение, могут уйти». Я оказался в числе четверых ушедших и окончил «Щуку» с другим курсом, но работать с Любимовым мечтал по-прежнему. К этому моменту Таганка распалась на два независимых театра. Полтруппы ушло с Николаем Губенко, остро встал вопрос, как спасать репертуар. Весь мой курс, кроме нас четверых, попал в театр. Я пришел к директору театра Борису Глаголину и услышал: только что взяли, больше никто не нужен. Но опять везение — меня увидела завтруппой Таганки Нина Яковлевна Шкатова. Она помнила, что Юрий Петрович ко мне тепло относился, и позвонила мэтру за границу.
— Пришел Муляр. Просится к нам.
— Берите.
Юрий Петрович вернулся к репетициям «Подростка» и предложил подготовить монолог. Я получил первую большую роль в театре. Мы репетировали целыми днями, совершенно уйдя от финского варианта спектакля. Любимов постоянно искал и придумывал что-то новое. В спектакле прекрасная музыка Эдисона Денисова, которую исполнял небольшой оркестрик, собранный из актеров: скрипка, гитара, контрабас. На скрипке я играть умел — окончил музыкальную школу, но для сцены научился одновременно и произносить текст. Один эмоциональный кусок заканчивался тем, что я брал из рук музыканта скрипку и не переставая читать монолог, подхватывал мелодию оркестрика. Любимов любил такие вещи. Его фантазии не было предела. Когда у актера что-то не выходило, Юрий Петрович вылетал на сцену и начинал показывать — ярко, сочно. Он сам великолепный актер. К слову, позже, в «Театральном романе», мне хватало одной его фразы, чтобы держать всю роль, настолько глубокой и точной была интонация мастера.
«Подросток» пользовался успехом. Приходили на него и коллеги из других театров. Помню, Олег Павлович Табаков говорил теплые слова и желал удачи.
Любимов занимал меня в каждом новом спектакле, вводил в старые: «Дом на набережной», «Евгений Онегин», «Мастер и Маргарита», «Живой», «Хроники», «Шарашка», «Фауст», «Тартюф», «Марат и Маркиз де Сад»...
Как-то стоял в буфете, когда вывесили очередное распределение на «Братьев Карамазовых», где я получил роль Алеши, и колоритный, пышущий здоровьем Саша Фурсенко, только что ознакомившийся с распределением, громко вопрошал:
— Кто такая Муляр?
— Это я.
— А-а-а...
Александр Алексеевич Трофимов, с которым делю гримерку — они у нас большие, на несколько человек, обычно обособленно сидел в углу и мало с кем общался. Однажды он сказал мне: «Дима, вам повезло — вас не коснулось отсутствие ролей, цените это». Действительно, первые девять лет словно слились в один день: утром репетиция, вечером спектакль. Отголоски закулисных склок иной раз долетали, но никак меня не касались. Не было повода кому-то завидовать, стремиться занять чье-то место.
