Любимец всей страны Андрей Миронов (на экраны уже вышли «Три плюс два», «Берегись автомобиля» и «Бриллиантовая рука») на гастролях не мог спокойно пройти по улице — мальчишки показывали пальцем и истошно орали «Люди-дикари, люди-дикари!», цитируя знаменитую песню. Сам не раз наблюдал. Андрей морщился: «Точно — дикари» — и ускорял шаг. Ему страшно не нравилось навязчивое внимание.
Я не претендую на лавры Миронова, но однажды и со мной приключилась забавная история. Уже упоминал, что ездил на съемки «Свеаборга» в Финляндию. Возвращался в Москву играть спектакль — соседом по купе оказался пожилой афроамериканец. Попутчик знал всего несколько слов по-русски, да и мой английский сильно хромал. Объяснялись в основном на пальцах. Он представился мистером Сноу — фамилия отложилась в памяти, snow по-английски «снег», а у него были седые, будто припорошенные снегом усы.
— Вы кто по профессии? — спросил мужчина.
— Actor, — отвечаю.
Он, видимо, не расслышал:
— Еlectric?
Больше часа пытался объяснить, что не электрик, а играю в театре и в кино. На прощание мистер Сноу пообещал обязательно прийти на мой спектакль. Я предложил:
— Давайте помогу с билетом! — тогда попасть в гремевшую на всю Москву «Сатиру» было непросто.
— Нет-нет, не беспокойтесь, — ответил сосед, — обращусь к «Куку», там все сделают.
Помните знаменитое стихотворение Маршака со словами «Есть за границей контора Кука. Если вас одолеет скука...»? Оказывается, туристическая фирма Кука для иностранцев, приезжавших в СССР, существовала на самом деле!
Через день или два я играл «У времени в плену». В антракте захожу в гримерку. Вдруг открывается дверь — на пороге Андрей Миронов, а рядом с ним... мой попутчик мистер Сноу.
«О! Expressive! Wonderful! Ошень карашо!» — восклицает зарубежный гость и пожимает мне руку. На лице Андрея Александровича читалось изумление: мол, ничего себе, без году неделя в театре — и уже поклонники осаждают, да еще какие экзотические!
В «Сатире» я служу почти пятьдесят лет, сроднился со своим театром. Вместе с ним переживал и радости, и горе. Тяжелым выдался 1987 год. Труппа выехала с гастролями в Ригу. Ждали Анатолия Папанова, он возвращался со съемок «Холодного лета пятьдесят третьего». Планировал на пару дней заглянуть в Москву, затем к нам. Вдруг приходит известие: умер дома, в своей квартире. На девятый день после его кончины ушел Миронов.
Папанову было шестьдесят четыре, Андрею — сорок шесть. А ведь, казалось бы, ничто трагедии не предвещало. Да, у него были проблемы со здоровьем, но не фатальные. Он много играл, пробовал себя в режиссуре — поставил «Тени». Мы с Юрой Васильевым в очередь играли Набойкина. На репетициях артисты буквально стонали от Андрея Александровича, режиссером он оказался невыносимо дотошным. Требовал: «Встать, пробежаться, отсюда — сюда...» Так и гонял целыми днями, мы просто изнемогали. Но спектакль получился интересным, жаль, сыграли всего пять или шесть раз — после смерти Миронова его сняли.
