— В будущее смотрите с оптимизмом? Не одолевают сомнения: получится ли, успеете ли достичь мечты? На этой почве у многих кризисы возникают. Как психологи их называют — среднего возраста.
— Раньше думал: все смогу, главное, чтобы кирпич на голову не упал. Теперь иначе — времечка-то маловато... Хотя продолжаю верить, что многое еще успею и в профессии особое место займу.
Интересно, что ни разу во время интервью вы, Алла, не произнесли фразу: «Дмитрий, вы востребованный и реализованный актер». Журналисты часто начинают разговор именно с этих слов. И мы сразу вступаем в спор. Откуда взялась информация о моей реализованности? Из-за того, что часто мелькаю в телевизоре? Есть, конечно, некоторое число людей, которым я нравлюсь как актер. Они пишут в соцсети, что зацепила та или иная роль. Наверное, удалось затронуть какие-то душевные струны, и это прекрасно. Но особенной моей заслуги тут нет. К тому же вдруг выяснилось, что критерии профессиональной оценки стали другими. Моему агенту недавно сказали: «А кто это Дмитрий Шевченко? Где его «Инстаграм*»? Нет?!» Оказывается, это имеет какое-то значение. Пришлось завести страничку. В общем, будущее печально и темно, но я надеюсь!
Несмотря на все вышесказанное, не заморачиваюсь на переживаниях и о кризисах не размышляю. В жизни бывают ситуации, связанные с некоторыми событиями. Случайно или нет, они совпадают с тем, что называют возрастными кризисами. С юности боялся, что не реализуюсь. И никогда не был доволен ни своим характером, ни внешностью. В принципе, мало что изменилось. И тогда, и теперь я не в восторге от себя. Моя крестная Ольга, подруга мамы, своим мудрым словом часто приводит меня в чувство.
Заезжаю в гости и, к примеру, жалуюсь, что устал, что не нравится и то, и другое, и третье. Она в ответ: «Дима, подумай, сколько людей мечтают оказаться на твоем месте! Или вот ты утром проснулся, а тысячи других — моложе, чем ты, — нет». Она бывшая театральная актриса, ушла из профессии в девяностых и занялась целительством. Понимает меня без слов, по глазам определяет настроение. После разговоров с ней становится легко на душе.
— С мамой у вас такие же доверительные отношения?
— С мамой другая история. Все, что я делаю, — шедевр с ее точки зрения: «Дима, гениально! И не потому, что я твоя мать. Звонят люди, все в восторге от новой роли». Такое вот тотальное обожание.
— Вы считаете это верной материнской позицией?
— За всех не скажу, но всегдашний мамин восторг в итоге привел к полнейшей моей инертности. Всю жизнь не хватает дисциплины и системности. Что-то должно происходить из-под палки, которой в моей жизни не было. К прянику положен кнут.
— Обычно «кнут» обеспечивает отец.
— Родители расстались, когда мне было года четыре. Хотя папа остался в Харькове, а мы с мамой и дедушкой переехали в Одессу, развода я не заметил. Каникулы проводил у папы и харьковской бабушки. Вдвоем с отцом мы сплавлялись на байдарке, ходили в поход на Урал. Он научил меня прилично кататься на лыжах, плавать, ставить палатку, преподал некоторые уроки выживания.
Папа здорово рисовал и играл на всех струнных инструментах — даже на гуслях. А ведь глобально — человек не самый романтичный, скорее даже приземленный. Закатай в асфальт — выживет! Мне его музыкальный талант не передался, хотя в юности мечтал освоить гитару, чтобы находиться в центре девичьего внимания. Тогда не срослось. Освоил гитару за три месяца, когда служил в Александринском театре. Играли с Аней Ковальчук в спектакле «Бедность не порок», поставленном как новогоднее действо, с колядками и городскими романсами. Их, романсы, мы и пели под мой аккомпанемент.
