Одиночество — плата за свободу, которая помогла достичь цели. Я не женат, потому что всегда боялся брать ответственность за чужую жизнь. А как иначе, если положение актера шаткое и нестабильное?
— Никогда в профессии не мечтал абстрактно: эх, сыграть бы Гамлета или Макбета! Потому что понимаю: можно и классику превратить в омерзительное зрелище, и современную пьесу — в шедевр. Это не столько от актера зависит, сколько от режиссера. Когда задумываюсь о своей профессиональной реализованности, размышляю не о сыгранном, а о незаявленном. О том, какие личные качества еще не предъявил публике.
Надеюсь, я хороший комедийный актер. Хотя... в классических комедиях не снимался. Но юмор, гротеск и острохарактерность в роли добавляю. Возьмем для примера Артура из «Дня рождения Буржуя». Чистой же воды отрицательный герой. Но нам с режиссером Толей Матешко удалось добавить красок, которых изначально не предполагалось. Сериалу в этом году исполняется двадцать лет, а зрители до сих пор помнят Артурчика. Или Карл Шуллер в «Бедной Насте» — жулик, мошенник, откровенно отрицательный персонаж. Играть его было бы неинтересно, если бы не эмоциональные акценты. Чуть юмора — и мой герой также стал другим. Обе роли парадоксальные. «Хотелось вас и разорвать, и расцеловать», — признавались зрительницы. (Смеется.)
После окончания ЛГИТМиКа я служил в Александринском театре. Режиссеры, да и педагоги в институте говорили: «Шевченко, есть в тебе и эксцентрика, и брутальность». Уверяли, что присутствуют еще мужественность и даже сексуальность. В последнем, правда, сомневался, но хотелось верить их словам. И в кино все больше выступал в амплуа героя — в мелодрамах, драмах.
То, что вдруг начали предлагать однообразные роли военных или сотрудников правоохранительных органов, стало неожиданностью. Сначала думал: что-то новое, попробую. А теперь в послужном списке два десятка подобных ролей, и это печально.
— Почему печально?
— Кино в итоге выходит неинтересным. Когда-то я внимательно следил за своей фильмографией: сколько ролей, верно ли указаны в Интернете. Потом бросил. И все реже горжусь тем, что сыграл. Не стыдно — уже хорошо.
Каждые съемки начинаются с обещания режиссера сделать прекрасный фильм. Никто не говорит: «Давай по-быстрому слепим халтурку, надеюсь, никто не увидит». Нет, каждый уверяет, что выйдет если не шедевр, то хотя бы достойное зрелище. Я воодушевляюсь, соглашаюсь работать, но когда картина готова, расстраиваюсь.
— А если честно скажут, что снимать намереваются халтуру, но заплатят прилично, согласитесь?
— Ни разу не платили столько, чтобы перебило стыд. Иногда думаю: за гонорар, обеспечивающий старость, снялся бы в чем угодно. Но слава богу, пока не предложили. Лет десять-пятнадцать назад мне был важен не материал, а команда — режиссер, оператор, партнеры. О деньгах вообще не думал... Это же удовольствие, когда роль настолько захватывает, что спать не можешь, утром от предвкушения новой смены кончики пальцев дрожат, сердце заходится. Многослойность сюжета и эмоций героев, загадки психики человека — вот это притягивает.
Но к сожалению, давно таких сценариев не попадалось. Случается, предлагают телевизионный материал, серий на восемь — двенадцать. Сюжет нравится, снимаюсь с удовольствием. Неожиданно к фильму приходит успех. Ну хорошо, вся команда радуется. Возникает идея сделать продолжение. Соглашаюсь, рассчитывая на то, что будет так же здорово. Но в процессе работы понимаю: нет, ошибся! Творчество пропало, остался чистой воды бизнес.
