ПРО ТРОИЦКОГО И «ХИТ-ПАРАД»
«Троицкий объявился в нашей тусовке, кажется, в 1982 году и вообще ничего не знал про рок-н-ролл.
Потратил я, по-моему, двое суток, все ему рассказывал, абсолютно, потом он все переиначил в книге Back in the USSR, где вообще ни одного до конца точного факта нет, но есть его собственный взгляд на нашу действительность. После чего я понял: больше ничего ему не буду рассказывать никогда.
На самом деле тогда Троицкий не был в рок-тусовке. Он возник сильно позже и стал одним из музыкальных критиков, которые пишут о рок-н-ролле.
Их было несколько: Илья Смирнов, Марина Тимашева, Артемий, ессссс-те-сссно, «МК» в полном составе с Шавыриным на подхвате, а самым главным и мудрым был, конечно, Аркадий Евгеньевич Петров.
У Артемия всегда было стремление кого-то открывать и рекомендовать, но он никого не открыл, никого никому не рекомендовал и никого не угадал.
Квартирники в Питере и иногда в Москве, которые он организовывал, конечно, приносили пользу движению, но весьма скромную...
О роке он очень торжественно и мудрено писал везде и всюду... Башлачева все знали, кроме меня. Вот тут надо Теме отдать должное — именно он меня с ним познакомил. Мне Троицкий о Саше очень хорошо говорил, и я тоже о нем очень хорошо говорю, потому что очень люблю то, что делал Александр Башлачев. Все остальные ленинградские группы нам были доподлинно известны. И еще, как бы я сейчас к Троицкому ни относился, но о «Русских песнях» именно Артемия рецензия была одной из самых-самых...
В середине восьмидесятых у меня была программа на радио «Хит-парад», где практически все питерские группы впервые прозвучали: «Пикник», «Зоопарк», Шевчук, Башлачев — просто все. Кроме, естественно, Гребенщикова и Макаревича, которые до этого уже были на радио несколько раз.
Спустя какое-то время на радио появилась похожая программа «45 минут в воскресной студии», которую Валера Сауткин вел. Мы около четырех лет продержались, но нас гнобили очень сильно, все это не нравилось начальству. В конце концов мне тоже надоело нервы себе трепать и лавочка закрылась».
— Семьдесят лет — серьезная веха. Градский стал лояльнее, спокойнее в оценках?
— Я спросил его для книги, почему же мы в последнее время не слышим сравнений вокала с «пердючим паром изо рта» или «пищанием»? Ответил он так: «Не «пердючий», а «пердячий». Могу ответить на этот вопрос — вопрос хороший, правильный и справедливый. Я со временем, с возрастом, стал более толерантно (если так можно сказать) относиться к ситуациям, когда человек кормит своих детей, жену, родителей. И если человек больше ничего не умеет делать, как только хреново петь, но за это ему платят и он каким-то образом может содержать семью, то, на мой взгляд, все-таки делает благое дело, хотя бы для себя и близких. И уже нельзя его ругать. Ведь может получиться, что я помешаю человеку выживать, назовем это так. А это не очень корректно. Могу намеками говорить, почти все понимают, что имею в виду, но я перестал называть имена где-то лет пятнадцать назад, даже больше. И мне кажется, правильно делаю, потому что человек умеет только так — и больше никак. Могу сказать, что он поет плохо, но не буду хамить».
