Подруга организовала мне поход в московский детский дом. Всю дорогу я рассказывала моим истории, с которыми сталкивалась. О том, что порой малышам не на чем спать и нечего есть, что у них вообще ничего нет. Они голодные, холодные, у них нет одежды, и они мечтают только об одном: встретить маму. Описала все в красках. Приезжаем, заходим в детский дом, и я понимаю, что моя идея провалилась с треском.
Едва мои дети попали в игровую, тут же заявили: «Хотим тут остаться!» Потому что комната оказалась буквально завалена игрушками: конструкторами лего, куклами Барби, всевозможными кубиками и домиками... Это был детский рай! Я, конечно, попыталась выкрутиться, но безуспешно. Они умоляли, чтобы я их оставила там хотя бы на день.
Потом нас пригласили угоститься «чем бог послал». Казалось, разложили скатерть-самобранку: стол был заставлен тортами, пирожными, мороженым... Мои смотрели на меня как на сумасшедшую: что я всю дорогу несла, вообще?
Потом нас повели посмотреть спальни, где... стояли те самые двухэтажные кровати, о которых мои дети просили уже год! Этот детский дом находится под патронажем Русской православной церкви. Короче говоря, я своих оттуда еле вытащила!
После этого везти их в другой детский дом было бесполезно, они бы сказали, что мама заранее договорилась и все подготовила. Я потом своим объяснила, что даже у этих детишек нет самого главного — мамы и папы. Именно там я встретила мальчика, от которого отказались три семьи. Ему уже не в радость были эти игрушки. Он сидел на кроватке, по которой лазили мои счастливые дети, и был абсолютно сломлен. Отказники везде одинаковые. Дело не в условиях, в которых ребята живут, а в том, что у них нет семьи. Они мечтают увидеть маму, пусть она окажется пьяницей, грязной бомжихой, но это будет ИХ мама и они готовы все за это отдать.
— А почему ваши родители так никого и не усыновили?
— Думаю, причина была в непростой денежной ситуации. Папа хотя и работал в Министерстве финансов, а мама — инженером, но зарабатывали они немного. У нас была обычная советская семья со средним доходом. Помню, папа мечтал купить «жигули», долго копил, и он явно тогда не думал о том, чтобы завести еще одного ребенка. И мама часто говорила: «Анюша, нам тебя достаточно! Нам и тебя много». И как сейчас понимаю, меня действительно было много. Я была девочкой-ураганом, которая требовала массу терпения, сил и средств. Мне хотелось быть самой крутой, самой модной и красивой. Моя бабушка Маша до сих пор вспоминает, что ей просто чудом удавалось договариваться на работе, чтобы каждый день отвозить внучку на метро на танцы, — я занималась в детском балете «Останкино».
У нас часто были гастроли, где я постоянно попадала в какие-то истории. Конечно, родители волновались, когда одиннадцатилетний ребенок уезжал на сорок дней в Испанию. За это время мы давали там восемьдесят концертов в сорока городах. Одна девочка в группе даже сошла с ума от перегрузки: перестала узнавать людей. Но родители дали мне свободу выбора. Я взрослела во время перестройки. В сложное для страны время, когда все рухнуло, благодаря маме с папой у меня была хоть какая-то возможность развиваться в творческом плане.
