Может, скучно ей стало. Забота тоже приедается — до тошноты. Аня ведь привыкла работать, и много. А тут сидела неделями в доме, муж доволен, что супруга при нем. А ей хоть волком вой! И в кино, как назло, не звали.
— Предлагают одни сериалы бессмысленные, полная ерунда...
После фильмов, в которых сестра снималась, любимых всеми, работать в «ширпотребе» не хотелось. Я ее уговаривала:
— Ну пусть ерунда. Подумаешь... Тебе же это нужно, другие-то играют, и ничего.
И Аня снова начала сниматься. Похудела чуть ли не за месяц. Приехала ко мне — прямо статуэточка.
— Это отчего же эффект такой, что за диета?!
— Не ем ничего, вот и все! — смеется. — Кофе да сигареты.
Вот этими «кофе да сигаретами» Аня себе желудок и сгубила. Откуда этот рак у нее развился? Говорят, наследственное. Но у нас сроду им никто не болел! Тем последним летом она жила у меня почти целый месяц. Как раз снялась в фильме где-то, озвучивала роль, ездила на «Мосфильм» от меня из Гжели. Даже захотела купить себе квартиру в соседнем Раменском. Я ей сказала: «Зачем покупать? Живи у нас. Дом двухэтажный. Мы тут с мужем вдвоем, места много. Сад большущий. Будем на пенсии сидеть под яблонями в плетеных креслах». Мы чудесно проводили время. Анюта рассказывала анекдотики — повторить, к сожалению, не могу, малоприличные, она такие любила. Детство вспоминали, школу. Много разговаривали о необъяснимом и потустороннем. «Я думаю: как на роду написано, так и будет. От судьбы не уйдешь, — рассуждала сестра. — Настоящий хиромант по руке скажет наперед, что тебя ждет». Она много читала о всяких таких вещах, ей интересно было. Говорила, например, что тело — вообще ничто. Оно истлеет. Главное — душа, вот она вечная.
Как-то речь зашла об абортах, и сестра сказала: «Ой, Рит, это такой грех! Вот стоит душа в очереди за телом. И подходит наконец ее время воплотиться. А женщина на земле — хлоп, аборт сделала, и ребенок не родился. Душа возвращается в конец огромной очереди в страшной обиде, что родиться не дали. И она выплеснет эту злобу, когда в следующий раз подойдет ее очередь получить тело. Так рождаются преступники, убийцы. Я читала об этом».
Вечерами она сидела с книгой в комнатке на втором этаже. Или просто лежала, глядя в потолок, — отдыхала. Я приходила, укладывалась рядом, смотрела на нее:
— Боже, Анют, как же я тебя люблю!
Сестра улыбалась:
— И я тебя, Ритуль.
Котлетки жарила. В моем халатике, без макияжа, такая домашняя, теплая, родная... Куда только девались ее жесткость, звездность? Такие чудесные воспоминания.
Осенью Анечка уехала обратно в Петербург. Жила там одна, снимала квартирку-студию. Уютную, но совсем скромную: шкафчик, кровать, крошечная кухонька. У дочери к тому времени появился молодой человек, они вместе жили. Аня ходила к ним в гости, но не часто — не хотела мешать.
В октябре, на свой день рождения, я поехала в Дивеевский монастырь. Не могу назвать себя верующей — просто подруги пригласили. Зашла в храм. И вдруг стала рыдать. Слезы душили. Подошла незнакомая тетушка:
— Дочка, ты чего плачешь??
— Сама не знаю, — выдавила из себя. — Какое-то необъяснимое предчувствие горя.
А через несколько дней — звонок от сестры, где-то за месяц до первого Аниного приступа.
— Рита! Я видела страшный сон. Будто у меня внутри крыса! Я ее вытаскиваю, и больно так, кричу... Утром проснулась — а у меня голоса нет, еле хриплю.
— Но ты ее вытащила, выдернула?!
— Да. Выбросила.
— Это хорошо! Но все равно надо к врачу. Сходи, пожалуйста!
— Обязательно.
Но она закрутилась, конечно, забегалась, не успела — дела, дела. И о плохом уже вроде бы не думала: забылось.
А в начале ноября снова позвонила: «Ритуль, хочу сделать тебе подарок. Мы с тобой едем на Гоа! И возражения не принимаются!»
Пошла выкупать билеты — там все в первый раз и случилось: внезапный приступ боли, потеряла сознание. Вызвали «скорую», доставили в Военно-медицинскую академию неподалеку. Анюта позвонила уже оттуда, держалась бодро: «Ритуля, ты только не переживай. Со мной какая-то ерунда. Но медицина сейчас на грани фантастики — вылечат и забуду. Мы обязательно съездим на Гоа, как и собирались».