Мальвина Деклер все эти годы была в ужасе от поведения дочери, она даже забрала к себе Кизетт: девочка не должна расти среди разврата и безобразия! Богемная мать с подросшей дочерью рассталась без сожалений, выходки Кизетт страшно бесили Тамару. Когда Лемпицка в очередной раз представила ее гостям как свою сестру, маленькая дрянь вдруг ощетинилась, словно волчонок, оскалила острые зубки и зарычала: вранье, она — дочь, а никакая не сестра!
К славе Тамары мадам Деклер относилась сдержанно и всерьез живопись дочери принимать отказывалась. Заоблачные гонорары, которые люди платили за ее картины, казались недоразумением, мыльным пузырем, который вот-вот лопнет. «Мир определенно сошел с ума и катится в пропасть», — считала Мальвина. Но не только мадам Деклер, многие чувствовали: что-то неуловимо меняется в воздухе. В 1929 году в Америке грянула Великая депрессия, и ее первая волна уже докатилась до Европы.
Если кто-то и тревожился, то не Тамара. Нарастающее беспокойство матери и друзей ее не трогало. Почти сорокалетняя Лемпицка, уверявшая всех вокруг, что ей нет и тридцати, похоже, и вправду полагала, что еще совсем молода и впереди вся жизнь. Тем более что у нее отбою не было от женихов: Тамаре сделал предложение граф Воронов, но она его отвергла. Посватался барон Рауль Куффнер. Мадам Деклер сделала стойку и кинулась наводить справки: родом из Австро-Венгрии, из семьи потомственных пивоваров и производителей племенного скота, баснословно богат. Недавно овдовел, жена умерла от лейкемии.
Поначалу Рауль не слишком приглянулся Тамаре, казалось, его большелобая голова способна совершать только расчеты, но Лемпицка и сама отлично умела складывать цифры. А вот умеет ли он развлекаться? Они познакомились, когда Куффнер заказал ей портрет любовницы — андалусской танцовщицы Наны Герреры — и предложил сумасшедший гонорар. «Если она мне понравится, — промурлыкала Тамара, с вызовом глядя заказчику в глаза, — если понравится...» Но Нана ей не понравилась, больше того — она сочла ее просто уродливой, о чем и заявила Куффнеру.
Придя позировать, Нана была ошеломлена всем сразу: тем, что на знаменитой художнице нарядное платье и четыре нитки жемчуга, что во время сеанса Тамара преспокойно потягивала бренди. Потом Лемпицка удалилась принимать ванну, заставив голую Нану целый час сидеть неподвижно. Портрет получился почти карикатурный, танцовщица рыдала, пока Куффнер невозмутимо отсчитывал Тамаре деньги за это «безобразие». Когда из окна мастерской она увидела, как на улице Рауль нежно обнимает и целует Нану, Лемпицкую разобрала завистливая злоба: надо же, уродина, а отхватила себе такого богача! Да с нее и трубочиста довольно!
