Тамару, как и других студентов, учили основам композиции, технике, не подозревая, что амбициозная, острая на язык и очень наблюдательная блондинка все уже для себя решила. Нищие гении с Монпарнаса — прекрасно, Лемпицка сама частенько прогуливалась там, прикидываясь богатой покупательницей-иностранкой — ей даже не надо было подделывать акцент, и любовалась работами Пикассо, Модильяни, Жакоба. Но их жилища, напоминающие смрадную конуру, Матка Боска! А внешний вид! У Модильяни черные волосы спутаны, словно он спит под мостом, глаза ввалились и лихорадочно блестят, под ногтями чернота, его шатает от голода.
Да, как пишет Амадео, не пишет больше никто — но что толку, когда ни гроша за душой?! Тамара тоже найдет свой собственный стиль и будет неподражаема. Но в отличие от монпарнасских гениев сделается не только знаменитой, но и богатой! Причем второе столь же важно, как и первое, а возможно, даже важнее. Поэтому Лемпицка не польстилась на модный авангард — этот синоним нищеты и убожества, неоклассицизм с тонким налетом посткубизма показался ей куда привлекательнее. Визитной карточкой Тамары станут портреты, за них, несомненно, лучше всего платят.
В тесном номере стало еще теснее: теперь почти весь его занимал мольберт, пол и стол были уставлены красками и банками с кистями. Первыми моделями начинающей художницы стали муж с дочерью и покладистая соседка.
Наблюдая за суетой и беготней жены, Тадеуш желчно усмехался: свет еще не видел такую дуру, которая рассчитывает разбогатеть, продавая свою дилетантскую мазню! Но Тамаре было плевать на его насмешки.
И вот уже галерея Колетт Вейлл продала первые картины Лемпицкой, следом ею заинтересовались «Салон Независимых», «Осенний салон» и Salon Moins de Trent Ans. Однако никакого бурного щенячьего восторга Тамара не выказала, она приняла успех как должное. Ну да, она художница, лучшая, просто не все еще об этом знают.
«Я была первой женщиной, которая писала чисто, и это главное в моем успехе, — делилась со своим дневником Тамара, — мои полотна точны, они закончены». В ее портретах и впрямь угадывалось сходство, но главным в них были все-таки стиль, сила, своеобразие и сочность красок.
Тадеуш думал, что разжившись первыми деньгами, Тамара кинется ублажать его и дочку. Совершенно напрасно... Если она и кинулась кого-то ублажать, так это исключительно себя. Теперь Лемпицка ежедневно забегала в кондитерскую за маленькими трубочками с воздушным розовым кремом: искушение, против которого устоять даже и не пыталась. Захватить Тадеушу по пути домой порцию лукового супа из столовой при православной церкви? Никогда! Больше Тамара ни ногой в это скопище нищебродов и отвратительных дешевых запахов! Пусть сам о себе заботится. В принципе то же относилось и к маленькой Кизетт. Увидев, что двухлетняя крошка не оценила божественное пирожное, а только скривила личико и перемазала матери кремом новое платье, Лемпицка решила больше ни для кого, кроме себя, не стараться. Этому правилу она и следовала всю свою жизнь...
