Алка развернула бурную деятельность по «переселению» попадавшихся на глаза любопытных экземпляров в ее дом. Мебель из красного дерева постоянно нужно было подклеивать, вновь приобретенную — реставрировать. К ним то и дело приходил какой-то парень, который с этими бюро-шкафами возился, и на плите подогревался специальный клей… До сих пор помню его запах! Что-то ей перепадало на гастролях, и Миша упрямился: «Алена, ну кто повезет этот столик?» «Как это кто? Ты, конечно!» — спорить с ней было бесполезно. Даже желающие поторговаться за свое добро старухи быстро теряли охоту и брали столько, сколько она давала. «Ты делаешь глупость, — учила меня подруга. — Постоянно покупаешь овощи на рынке. А я вот экономлю, беру только в овощном. Пусть они не такие красивые, зато вот», — и она протягивала вперед ухоженные ручки, унизанные перстеньками и колечками с бриллиантами, которые она обожала.
«Ты это купила не «на морковку!» — выходила из себя я. По вопросу экономии мы никогда не могли с ней договориться. «Алка, ты жадная!» — смеялась я. — «Нет, я не жадная. Я экономная». «Да, наверное, ты права». — «Я всегда права!»
Картины коллекционировать начала, конечно, Алла. Однако и Ульянов в области изобразительного искусства освоился довольно быстро. Я, бывало, подшучивала: «Ну что, ты из-под Рембрандта мне звонишь?» И в эти процессы меня тоже время от времени втягивали. Однажды Миша, который начинал репетировать Наполеона, возжелал получить в свою коллекцию портрет французского полководца, не помню уже чьей кисти. Продавала дама на Арбате, в доме рядом с упомянутым уже диетическим магазином. Ему самому идти было неловко, попросил меня: «Галюш, сходи, пожалуйста, приценись...»
Пошла после работы. Встретила меня дама явно из бывших, графиня, а то и княгиня. За Наполеона хотела много. Я начала торговаться и, чтобы было сподручнее (думаю, в Вахтанговском она хоть раз, но была), говорю: «Я не себе. Артист Михаил Ульянов очень хотел бы приобрести». — «А этому полотеру я свою картину вообще ни за какие деньги не продам!» Оказалось, она смотрела «Антония и Клеопатру», и Миша в роли не понравился ей до крайности. В общем, выкатилась я оттуда без Наполеона.
Потом Алла затеяла строить дачу, когда их вообще никто не строил. 43 рубля стоила путевка в Мисхор, в актерский дом отдыха, 26 рублей — билет туда, зачем тратиться на дачи?.. Но, как показало время, подруга Парфаньяк оказалась куда дальновиднее нас всех.
Строиться они начали на станции Трудовая по Савеловскому направлению. Миша приезжал в театр мрачнее тучи — то с граблями, то с лопатами. Жена выдавала ему список того, что он должен сделать на даче в ее отсутствие, и эти списки он называл «маоцзедунками». Я, случалось, тоже получала «маоцзедунку»-другую… Не помню, куда смылась дражайший садовод в тот раз, но на дачу, вооруженные ее инструкциями, ехали мы с Мишей вдвоем. Я нервничаю, потому что не понимаю ни черта в той морковке: «Еще выполю что-нибудь нужное, и она меня убьет!» «Не бойся, — утешал друг, — на морковку-то я зарабатываю!» И в то же время именно он посадил там сосенки, елочки, чтобы отгородить участок от шоссе. Его посадки местные до сих пор трогательно называют Мишкиным лесом...
