Иосиф подтвердил, что Коля весьма одарен в области точных наук, и посоветовал обязательно этот талант развивать.
На физмат Крючков-младший поступил легко и даже проучился первый курс. Что дальше случилось с его головой, сказать не берусь. Хотя предпосылки к трагедии были… Я много думала об этом, потому что жаль его до сих пор невероятно.
Коле было лет 13, когда он, как многие рефлексирующие подростки почему-то решил, что его недостаточно любят. И вот однажды звонит мне Алла и, по своему обыкновению громогласно, сообщает: «Я встала за час, готовила завтрак… А этому негодяю, оказывается, сегодня не нужно было в школу! Мог бы хоть записку оставить, я бы не вставала!» Я посмеялась: «Алл, да брось ты!
Ну и проснулась… тоже мне проблема»! Через какое-то время она снова звонит, порядком притихшая: «Ты знаешь, Коля слышал наш разговор и куда-то ушел». «Ерунда! — говорю. — Попсихует и вернется!» Оказалось, нет. Коля ушел из дома. Искали его по всей Москве.
Еще одно отступление. Как уже упоминалось, у Аллы всегда были помощницы по хозяйству, но надолго никто не задерживался. Ей, совершенно двинувшейся на почве чистоты, мало кто мог угодить. Прижился только один домработник по имени Николай, умственно отсталый, страшный с виду, но очень добрый и старательный. Знаете, эдакий Герасим. Ему Алкины вопли вряд ли казались чем-то информативным. «Ты хочешь быть дирижером? Хочешь? Хочешь большую кошку?» — все время повторял он. К слову, этой своей фразой он пользовался и более дальновидно, можно сказать, со смыслом.
Время от времени Николаю полагалось проходить медицинское освидетельствование — подтверждать инвалидность. В такие дни он специально одевался похуже и отправлялся в поликлинику. «Ну, как ваши дела? — спрашивал его доктор. — Как себя чувствуете?» — «Хорошо! Очень хорошо!» — «Ну тогда надо работать, не правда ли?» — «Непременно! Обязательно, обязательно надо работать!» — «Так будете работать? Хотите работать?» — «Очень, очень хочу!» — «А кем вам хотелось бы работать?» И Николай выдавал: «Дирижером! Хочешь кошку на семь кило?!» После этого ему обычно подтверждали инвалидность и он снова возвращался к Ульяновым. Любил Коля-большой все это семейство так, как, наверное, умеют любить только собаки и умственно отсталые. Аллу боялся, но в то же время доверял ей абсолютно, отдавал на сохранение единственную материальную ценность — пенсию.
Однажды родственник Володи Этуша прислал подарок — громадного лосося.
Мы делали из него шашлык на даче Ульяновых, все ели, и только Николай забился в какой-то угол. Мне стало его жаль, я взяла несколько кусочков и принесла. «Уйди, уйди, уйди!!! Алка увидит, будет скандал!» — замахал на меня руками Коля-большой. То есть обращалась с ним подруга весьма сурово. Но жизнь неоднозначна: впоследствии, когда он заболел, именно Алла носилась с ним как с писаной торбой — готовила ему обеды, приглашала врачей. Важно помнить и это.
Итак, маленького Колю искали по городу и в конце концов нашли у Коли-большого в какой-то жуткой подвальной коммуналке. Знаю, что уговаривали вернуться Ульяновы его долго и оба.
И, конечно, забрали, но трещина пошла.
Как только стало возможно — маленький Крючков подрос, — ему купили отдельную квартиру на Каширке. С ним тогда уехала Аллина мама, которая не могла допустить, чтобы молодой человек жил один. А потом она вернулась, он бросил университет, и началась очень странная жизнь. Почему-то Коля-маленький отказывался брать у матери деньги, предпочитая нищенствовать. Алла переживала, и очень сильно, кто бы и что ни говорил. Деньги она передавала через меня, и я без конца к нему моталась, потому что выдавать их Коле полагалось понемногу, иначе он не поверил бы, что они мои… Приезжала, протягивала купюры, он обычно неприязненно осведомлялся: «Это же не деньги Парфаньяк, нет?!» — «Нет, Коля, что ты… Мои!» Вскоре произошла эта нелепая история с гражданством.
