Будто она провожает папу на вокзале. Он очень торопится, боится опоздать и кричит ей на бегу: «Лиля, не забудь, мой поезд номер пять, и вагон номер 5, а место шестое». Когда мама получила документы на Новодевичьем кладбище, она была поражена: участок номер 5, ряд 5 и могила номер 6... С тех пор она считала этот сон мистическим знаком.
Тогда были модны спиритические сеансы. Мама очень этим увлекалась и действительно верила, что общается с духом Вертинского. Почему она это делала? Ей, как и прежде, нужен был умный совет мужа, без которого она раньше и шагу не ступала. В доме больше не было мужчины, на которого она привыкла во всем полагаться. Мама переворачивала блюдечко, клала на него пальцы, и блюдечко бегало у нее как сумасшедшее по полю с буквами. Так она с мужем советовалась, причем по любому поводу...
Например, у нас в кабинете без конца протекал потолок, даже обвалилась штукатурка. Ремонтировали потолок без конца, а он все тек и тек. Ну что поделаешь — последний этаж старого дома. Однажды мама попросила, чтобы я пошла в Моссовет и потребовала поменять квартиру. Я с большим трудом добилась аудиенции у какого-то важного чиновника. На следующее утро должна была уже приехать к нему. Поздно вечером, очевидно, после спиритического сеанса, звонит мама: «Деточка, милая, ну как ты? Собралась уже?» — «Да, мам, поставила будильник, завтра рано встаю». — «Ну ты сейчас, конечно, будешь мне откусывать голову, как всегда... Но я вчера разговаривала с Александром Николаевичем, и он попросил тебя не ходить в Моссовет». — «Мама, Александр Николаевич уже давно на том свете!» — «Деточка, ну какое это имеет значение? Он просто тебя попросил, я тебе передаю.
Ты сейчас будешь, конечно, демонстрировать свой характер. Не ходи — и все! Я никуда не перееду!»
Я потратила столько времени и сил, чтобы собрать документы, записаться на прием — и все насмарку. Но спорить с мамой было бесполезно, если она сказала: «Нет!», ее не переубедишь ни за что!
Странно только, что папа и на том свете во всем маме поддакивал и «советовал» то, что она хотела. Тарелочка в ее руках почему-то «бежала» туда, куда ей надо. Так было всегда и при папиной жизни...
Одно время мы с Машей часто ругались с мамой. Она не давала нам ничего трогать в ее квартире, которая со временем превратилась в мышиную норку, где хранилась куча лишних вещей.
Мама сама ничего в этом бедламе найти не могла. Куда-то засунет документы, а потом возмущается: «Это кто-то взял!» Сколько раз мы ей предлагали: «Мама, ну давай переберем этот огромный шкаф». Он был набит книгами, записками, листочками пожелтевшей бумаги... «Скажи, ну зачем тебе счета за электричество за 1956-й год?» «А вдруг кто-то спросит?» — парирует она.
И ни за что не давала выбросить ни клочка бумажки. После смерти мамы мы вывезли из ее квартиры четыре грузовика всякого хлама. Зато благодаря своей бережливости она сохранила отцовский архив. Сейчас перелистываю какие-то книжки — вдруг оттуда выпадает пожелтевшая отцовская записка или, например, папин блокнотик, на котором оттиснуто: «Вертинский, лауреат Сталинской премии»...
Смешно, но мама вечно жаловалась мне на Марианну, а Марианне — на меня. Когда в семье вспыхивали ссоры, мама всегда старалась взять кого-то из дочек себе в защитницы. То, например, мы должны были дружить вдвоем против Марианны. Или они с Марианной объединялись против меня. А если мы, не дай бог, объединялись с сестрой, мама трагически заламывала руки и кричала: «Все, все! Я король Лир!»
— И все-таки — кто из вас двоих был ее любимицей?
— Конечно, Марианна. Считалось, что у Маши легкий характер, а у меня (я это признаю) — тяжелый. Я за все борюсь, категорична, вдобавок еще и перфекционистка. А Марианна легко уступала маме, шла у нее на поводу. Она чем-то на маму похожа, более стихийная, буйная. Так что, кроме мамы, мне еще приходилось и над Марианной держать контроль...
…В конце жизни у мамы развилась болезнь Альцгеймера. Она еще узнавала нас с Машей, но уже не понимала степень родства. Кокетничала с моим сыном Степаном, который безумно похож на Вертинского. Степочка был ее любимчиком, она даже считала, что он ее сын...
Мы приходили к ней и каждый раз ставили папины записи, чтобы она слушала его, не забывала. Она вроде узнавала его голос, помнила слова, но потом вдруг, глядя на меня, спрашивала: «А кто я? Твоя дочка?» Я отвечала: «Ты моя мама, но если хочешь, то дочка...» — «А у тебя есть папа?» — «Нет, он умер». — «Значит, мы с тобой обе сиротки...»
Врачи при таком заболевании советуют: старайтесь возвращать человека в реальность, если начнете подыгрывать, будет только хуже. И я старалась, рассказывала ей: «Помнишь, как вы с папой познакомились в Шанхае?
