Кстати, совсем недавно я отправился на пикет… Да-да, участвовал в забастовке в Брюсселе, ходил на демонстрацию. Поддерживал права бездомных… Я понимаю их проблемы изнутри. Ведь когда-то мало чем отличался от них! Я всю жизнь буду носить в себе память о том времени, буду помнить, откуда пришел. Поэтому и успех меня, по сути, не изменил. Не испортил. Никогда не забываю тот барак, не забываю шахту и кем работал мой отец. Возможно, по этой причине я не терял голову, хотя, поверьте, было от чего… Вспомнить хотя бы мой первый приезд на гастроли в Чили. В аэропорту меня встречала толпа, тысяч в 60, не меньше!
Девушки визжали, осыпали цветами, тянули ко мне руки, чуть не рвали на части. Охрана с трудом затолкала меня в машину, но люди оттеснили их, схватили машину, подняли ее и понесли!
— Как вы начали петь?
— Дедушка Джирландо подарил мне гитару, купленную в моем родном городке Комизо. Та гитара до сих пор висит у меня в вестибюле — видите, вон там. Я сумел взять только четыре урока, на дальнейшее обучение банально не хватило денег. Но и этих нескольких аккордов, которые освоил, было вполне достаточно, чтобы подбирать музыку к стихам, которые я сочинял тайком ото всех.
Я был крайне застенчивым подростком, так что творчество оказалось для меня спасительным: все свои потаенные чувства можно было выражать в стихах.
Петь при всех поначалу стеснялся, особенно после того как аббат Жюль Ленгран выступил категорически против моего присутствия в церковном хоре мальчиков. Он сказал, что у меня неприятный голос. Именно так и сказал.
Но я не унимался, пел у себя дома, когда никого не было, и упорно участвовал во всевозможных детских конкурсах. Например, в 12 лет занял первое место на музыкальном соревновании в Гран-Пляс города Жемапп, где в то время жила моя семья. Мне, победителю, вручили в качестве приза два килограмма шоколада прославленной фабрики «Мёрисс». Исполнил модную в те годы песенку «Любовь — это букетик фиалок» Луиса Мариано.
Конечно, надо мной смеялись в школе, в основном из-за высокого голоса, дразнили «девчонкой» или того хуже.
Неприятно вспоминать. Да и в самом начале своей карьеры, делая первые робкие шаги, неоднократно слышал, как музыкальные продюсеры отзывались обо мне крайне нелицеприятно. Например, популярный когда-то ведущий культовой музыкальной радиопередачи Жан-Клод Меннисье открыто заявлял: «Не нравится мне этот Адамо. Вообще не понимаю, кто это поет — мужик или тетка».
— Как в семье относились к вашим пробам голоса?
— С доброй иронией. Отец, например, вообще не знал, что я пою. Он пропадал на работе, чтобы иметь возможность платить за мое обучение, и панически боялся, что я повторю его судьбу и спущусь однажды в шахту. Я и не выдавал своего тайного увлечения.
У меня в ту пору уже ломался голос, звучал он сипловато, несмело и негромко, не вызывая тем самым никаких подозрений. Так что ни у отца, ни у кого из близких даже не возникало мысли о том, что я могу петь и — о ужас! — мечтаю о карьере певца! Это было бы смешно, честное слово! Но я пел. И меня это очень увлекало.
В декабре 1959 года я, опять-таки никому не говоря, принял участие в радиоконкурсе молодых талантов «Радио Люксембург», который проходил в Королевском театре Монса. Исполнил песню «Если бы я посмел» собственного сочинения. Конкурс спонсировала фирма по производству шампуня «Монсавон-Доп» — сегодня, кстати, это L’Oreal. Меня попытались завернуть на предварительном прослушивании. Какой-то человек крикнул из зала: — Молодой человек, ну как не стыдно?
Вы так противно гнусите! Кто вас вообще надоумил петь?!
Я уже решил спуститься со сцены, но кто-то из приемной комиссии неожиданно встал на мою защиту:
— Нет-нет, не уходите! Зачем вы его обижаете? Мне кажется, в этом мальчишке есть что-то особенное. Пусть он попробует! Дадим ему шанс.
Так я попал в число участников.
И знаете что? Этот конкурс я выиграл! Занял первое место. Финальная часть и обьявление победителей проходили в Париже. Призовой чек мне вручал сам Шарль Азнавур. На эти деньги я решил купить отцу в подарок машину Opel Olympia. Красивая была такая, цвета бирюзы.
