«Рома! — возмутилась я. — Ты что?! Ты с ума сошел?» «Маленькая, такие книги в этом городе никто не читает и читать не будет. Поэтому ничего дурного мы не делаем». Я снова: «Рома!» Он: « Ну что ты заладила — Рома да Рома... Дробышева уже это делала, Терехова тоже! А тебе не хочется никакую книгу взять? Ничего не присмотрела?» «Там есть воспоминания Павлы Вульф, — мрачно заметила я перед неизбежностью, — учительницы Фаины Раневской». «Так чего бы тебе ее не взять? — пожал плечами Виктюк. — Ты такая странная иногда!»
Я взяла те три книги, которые были нужны Ромке, и воспоминания Павлы Леонтьевны Вульф. Вот какую он имел надо мной власть! Потом, когда мы репетировали с Фаиной Георгиевной Раневской «Последнюю жертву», она вдруг сказала: «Вульф написала книгу, но у меня ее кто-то взял, а кто — не помню...»
Я не удержалась и поведала ей про наши с Виктюком приключения в библиотеке. «А у меня теперь нет этой книги», — заметила она, кажется, с намеком. Следующим этапом надо было бы сказать: «Фаина Георгиевна, я вам ее принесу». Но я промолчала...
Виктюк умеет завладеть душой. Я не знаю больше ни одного режиссера, который так же любил бы артиста, столько вкладывал бы в роль, умел столь виртуозно манипулировать... Когда Рома только пришел в Театр имени Моссовета, мы начали ставить «Вечерний свет». На первой же репетиции я обалдела от того, как Виктюк складно и умно говорил с артистами. После, когда мы уже вышли из театра, не выдержала: «У тебя и завтра есть, что им сказать?» Он засмеялся: «Дура, конечно, есть!» Я даже и представить себе не могла, что это восхищение Виктюком когда-нибудь может закончиться…
Все свои роли я делала с ним. Это ведь он (как минимум, наполовину) придумал каждую из вереницы таких разных мною сыгранных баб. И тем не менее оно закончилось.
…Мальчик Юра, которого Роман безумно любил, медленно и мучительно умирал во Львове. Его пырнули ножом на улице, и девять дней кряду врачи не могли ничего сделать. Виктюк превратился в тень. На десятый день Юра умер. Вера Петрашевич на протяжении полугода каждый день ходила с Ромой на кладбище к могиле этого мальчика. Вера — друг детства, когда-то они учились у одного педагога, и она любила Виктюка так же сильно, как я. Именно из-за этого фатального чувства она переехала в Москву. С Верой мы быстро подружились, по сей день замечательно общаемся.
У меня была чудесная работа с режиссером Сергеем Бодровым.
Фильм «Непрофессионалы» — расскажу про него чуть позже — стал невероятной удачей для меня как для актрисы. Я горела той работой, была счастлива встрече с Бодровым, пригласила его домой, обещая познакомить с Виктюком. «Вам будет очень интересно пообщаться», — щебетала я, накрывая на стол. Предвкушала, как они сойдутся — две глыбы режиссуры с совершенно разными взглядами на искусство… Но, как выяснилось, Виктюк к тому времени, видно, стал и правда глыбой. Звездой. Он просто не пришел…
Когда Вере исполнилось шестьдесят лет, Рома не сподобился прислать ей цветов, да что там — даже не позвонил. Хотя я знала: он в Москве. Занавес упал.
Это стало последней каплей. Я поняла, что Виктюк — другой. Все его разговоры о Вселенной, космосе, божественности и высоком предназначении творчества растаяли как мираж в пустыне. Перед нами был обыкновенный, незнакомый и скупой во многих отношениях человек. И я прекратила звонить, общаться, стараюсь в принципе не пересекаться, ведь придется говорить… Мне было сложно без него, Вере тоже непросто, но так уж вышло.
Иногда, особенно когда я стряпаю на кухне, против всякого желания вспоминается Рома. Он всегда хотел есть. Дома у него хронически шаром покати, и по домашней стряпне он скучал. Поэтому как только Виктюк появлялся на моем пороге, он прямой наводкой топал на кухню, а я кидалась что-то доставать из духовки и наливать из кастрюли… Готовила я всегда хорошо и любила это делать.
