— Но вы написали заявление об уходе даже раньше Хейфеца. Зачем такая горячность?
— Это мой максимализм. Потому что когда ты приходишь на репетицию и узнаешь, что режиссера увольняют, именно такой первый порыв... Я пришел на репетицию спектакля «Любовь Яровая». В 11 часов все обычно начинается. Все собрались в зале, а Лени нет. Пять минут, десять минут, пятнадцать минут проходят. Спрашиваем: «Где режиссер?» Приходит ассистент: «Никто не знает по какой причине, но Леонида Ефимовича в театре нет». Я иду к Андрею Алексеевичу Попову (главный режиссер Театра Советской армии и исполнитель роли Грозного. — Прим. ред.). Мы уже хорошо знакомы, столько водки с ним выпили, пока возили «Смерть Иоанна Грозного» по всему Советскому Союзу. Стучусь, там закрыто. Узнаю, что он у полковника Антонова, начальника театра. Звоню Лене Хейфецу домой, спрашиваю:
— Что случилось?
— Меня попросили уйти. Вызвал Антонов и говорит: «Вы больше не работаете».
— Не может быть!
— Сережа, может...
Я вешаю трубку, пишу заявление, поднимаюсь к Антонову. Секретарша кричит: «Куда? Куда? Куда?!» Ну, там так не принято, это военный театр. Открываю дверь, смотрю, а у него сидят главный режиссер Попов, главный художник Сумбаташвили. Я подхожу и как шарахну по столу! Заявление оставил, повернулся и ушел. Спускаюсь вниз, набираю телефон:
— Лень, я подал заявление об уходе.
— Ты что, с ума сошел?
— Все, разговора быть не может.
— Хорошо, бери две бутылки водки, приезжай ко мне.
Я так и сделал. А потом туда подъехали Наташа Вилькина, Алина Покровская, и мы весь вечер пили водку. Леня только через неделю написал заявление об уходе.
— В общем, вы бежите впереди паровоза... Никогда об этом не жалели?
— Я никогда не жалею о том, что делаю. Внутренний голос мне говорит: ты сделал все правильно, молодец. Не то что я этим бахвалюсь, но у меня очень сильная интуиция. Я иногда какие-то вещи предугадываю. Понятия не имею, откуда это.
— После Театра Советской армии вы служили в Театре Станиславского?
— Да, и пошел туда, кстати, прислушавшись к интуиции. Леня Хейфец начал работать в Малом театре, звал меня, но я отказался. Как-то иду по улице Горького, теперь это Тверская, вижу — такой замечательный театр, афиши симпатичные с именами: Леонов, Глазырин, Урбанский, Гребенщиков Юра. Я смотрю на них и думаю: «Какие хорошие артисты. Почему тут нет моего имени?» И все. Вошел в театр, прямиком направился в кабинет главного режиссера и сказал:
