Люди забегали, кто-то бросился ко мне... Я была настолько к этому не готова, настолько ошарашена, что совершенно не понимала, как себя вести. Не помню, чтобы ко мне подходили за автографом, просто какая-то шумиха и беготня, какие-то ребята, какие-то женщины окружили и громко начали разговаривать, причем между собой: «Смотрите, смотрите!»
Я тихонечко стала отступать, а потом как рванула! Так быстро, наверное, никогда раньше не бегала. Я испугалась. Не знала, как с этим совладать, что с таким делают-то вообще? Как себя вести в этот момент? Не радовалась: «Ура, меня узнали! Я такая звезда! Ха!» Когда добежала домой, услышала: «Все, больше никуда одна не пойдешь!» Так закончилась моя свобода. Меня везде сопровождал мой бывший муж, у которого уже тогда была охрана.
— Когда известность тяготила вас особенно сильно?
— В целом она приятна, но был момент, когда хотелось спрятаться так, чтобы никто не нашел и не узнал. В период развода известность мешала. Мне нужно было скрываться, а это казалось невозможным. Пришлось маскироваться и носить парик.
В Аткарске, где пряталась с детьми, старалась гулять, только когда стемнеет. Если меня кто-то видел, чувствовала себя неловко. Допустим, сегодня по телевизору показывают, съемки же проходят заранее, а я тут же груженая сумками с рынка иду.
Мне приходилось выживать, и это не смущало, я принимала любые сложности. Но не хотелось давать пищу для лишних разговоров.
Больше всего тяготила узнаваемость, когда приезжала в Москву для решения каких-то вопросов. Однажды нужно было встретиться с Кобзоном, и он сказал:
— Подъезжай в три часа дня.
Уже собиралась попрощаться, но вдруг испугалась, что он меня не узнает, и почти прокричала в трубку:
— Иосиф Давыдович, хочу вас предупредить, я буду в парике!
— Я тоже, — ответил Кобзон.
Тогда я носила странный рыжий парик. Выглядело это непривычно, а летом еще и обременительно из-за жары. Но зато казалось, что меня никто не узнает, и мне это нравилось. Я и сейчас понимаю, что если бы ко мне вдруг перестали подходить люди и задавать вечный вопрос: «Ой, а вы Валерия?» — сильно не переживала бы.
Я, наверное, какой-то неправильный артист. Мне не страшно, если меня забудут. С пониманием отношусь к естественному ходу вещей: знаю, придет другое поколение, у которого появятся другие герои.
Скажем, когда у нас начала преподавать Гелена Марцелиевна, я вообще не представляла, кто она. А ведь в шестидесятых Великанова была звездой, пела на стадионах, конная милиция стояла в оцеплении. У нее тогда была бешеная популярность, а уже в 1985 году у нас, ее студентов, появились другие кумиры. Осознавая это, я нормально отношусь к естественному ходу времени и понимаю, что меня забудут, это закон жизни.
