из Москвы в Аткарск я вернулась дико модной.
Экстремально короткая стрижка —
ежик в один сантиметр
— Вы учились у Иосифа Кобзона, возможно, не только Великанова, но и он помогал найти своих композиторов, которые писали бы вам песни?
— Нет, в то время перепевать чьи-то песни было нормально. Сам Кобзон так делал. Например «День Победы» исполняли и он, и Лещенко, и Магомаев, и Пьеха, и оперный певец Сметанников.
По кругу ходили самые разные песни. Классика была живой в прямом смысле этого слова: если, например, выдающийся композитор написал достойное произведение, его можно было петь всем. И поэтому над репертуаром особо никто с нами не работал... Кроме Гелены Марцелиевны, которая всегда понимала, как важно иметь только свои, уникальные песни. Меня она очень любила и, помню, расстраивалась, когда стали выходить первые мои песни. Аристократично низким голосом говорила: «Алонька, детонька, я знаю, вы способны на такое! Но это не ваше!» Она даже резкой могла быть: «Вас это дешевит!»
Не знаю, кем она меня видела, но поп-репертуар ей претил абсолютно. Хотя тогда вышли и английские песни, и романсы. Но несмотря на критику Великанова пригласила меня участвовать в своем, как оказалось, последнем вечере в концертном зале «Россия». Для меня это было очень почетно.
— Вас педагоги выделяли и после окончания учебы даже приглашали сотрудничать. С тем же Кобзоном вы многократно дуэтом исполняли «Ноктюрн». Не со всеми своими учениками он пел дуэтом. Видимо, вами гордился?
— Я не помню какого-то особенного к себе расположения, Иосиф Давыдович ко всем относился одинаково. Был очень сдержанным в общении, и мы его побаивались, хотя не давал для этого ни малейшего повода. Но давил своим авторитетом, что ли. Вот он появлялся — и для меня это был человек-глыба, я трепетала. Это ощущение не пропало до самого последнего нашего совместного концерта, всегда чувствовала себя студенткой. И когда я пела, а он сидел в зале, казалось, будто сдаю экзамен. Хотя тогда мы уже сто лет дружили семьями и ощущали себя родными.
— Каким он был в обычной жизни?
— Прекрасным отцом, дедушкой и мужем. И это не формальная фраза, вокруг него строилась вся семья. Он жил для всех. И не только для своей семьи, но и для друзей, и для тех, кого толком и не знал.
Помню наши коллективные занятия в Гнесинке с Иосифом Давыдовичем. На них он с каждым студентом работал в присутствии всей группы, что было для нас очень полезно. Занятия проходили в полуподвальном помещении. Мы заходили в кабинет, а рядом со входом всегда стояли какие-то взрослые мужчины. Если зима, то в пыжиковых шапках и пальто, если осень или весна — в шляпах и плащах. Толпы просителей! Приходили какие-то композиторы, не всегда известные, какие-то авторы, приносили ему свои клавиры, песни, стихи.
