Для себя или родных Жаров никогда не пользовался своим именем. Забытое слово cоветских интеллигентов — НЕ-У-ДОБ-НО! Когда по настоянию Майи он должен был пойти к начальству и попросить «лишние метры для дочки», не спал несколько ночей, пил валерьянку. Но председатель исполкома Моссовета Промыслов принял Жарова с распростертыми объятиями:
— Да мы вам как раз шестикомнатную квартиру собирались дать!
Дядя растерялся:
— Что вы, что вы?! Не надо шестикомнатную. Людям жить негде...
В результате получил двухкомнатный кооператив, за который надо было платить.
Когда бабушкины подруги приставали к ней с вопросами, почему она до сих пор живет в подвале, притом что ее сын лауреат и депутат, она спокойно отвечала: «Так это же сын лауреат, а не мы с отцом».
Еще одна наша семейная черта — любовь к справедливости. Дядя много лет был общественным директором Дома актера, пробивал прописки, квартиры, пенсии... Больницы, детские сады, пионерлагеря — это все Жаров. Никому ни в чем не отказывал. Наденет свою звездочку Героя Труда на лацкан пиджака — и в Моссовет.
Костюмов у него было всего два: темный и светло-песочный. В одном из них поехал в Америку. Гид, сын русских эмигрантов, глядя на потертые лацканы, сказал:
— Михаил Иванович, как вы ловко скрываете, что миллионер.
— Какой миллионер?
— Меня не обманешь, в таких костюмах у нас ходят только миллионеры.
У Жарова был один недостаток — взрывался как порох. И я, кстати, в него пошла. На письменном столе дяди определенным образом лежали карандаши, ручки, блокноты. Если хозяин видел беспорядок, сердился и минут пять громко фонтанировал, а потом извинялся.
Однажды пришел к нему домой режиссер Виталий Иванов. Майечка переживала, слыша за дверью грозный голос мужа: «Ой, что же папа такое себе позволяет? Как ему не стыдно?!» Именно так — «папой» — она всегда называла супруга.
Прошло пять минут. Крики за дверью затихали. Иванов, зная характер Жарова, спокойно все выслушивал. Он понимал, что артист отходчив: покричит-покричит и успокоится. И приступали к репетиции. На дядю Мишу никто не обижался.
Лиза, его дочка, лет в пятнадцать начала ярко краситься, и отец ни разу не сделал ей замечания. Он подговорил своих друзей намекнуть девочке, что лучше не наносить такой броский макияж, — настолько был деликатным.
В семье никогда не вспоминали, что папа Лизы и Ани — всенародно любимый актер в СССР. Как-то мы с его дочками возвращались на такси, и шофер возле высотки на Котельнической набережной вдруг сказал: «А здесь живет Михаил Жаров». Девочки удивились, откуда таксист это знает, но не признались, что Жаров — их папа.
