Извиняться было не в его обыкновении — в этом мы похожи. Но чувствуя за собой вину, папа всегда находил способ ее искупить. Однажды перед Новым годом я опять как-то проштрафилась. Папа, разозлившись, гаркнул, я уползла к себе переживать: «Если сильно разозлился, то, может, теперь и елки не будет?» В расстроенных чувствах задремала. Уже ночью меня разбудил запах хвои. Дико уставший после спектакля, папа объехал пол-Москвы и купил где-то елку.
Я не помню, чтобы папа отдыхал. После тяжелых спектаклей, где приходилось много двигаться, танцевать, он, придя домой, включал музыку и ложился на пол в гостиной. Ровно на пятнадцать минут. В этом заключалась реабилитация. Чего ему стоил каждый выход в главной роли в «Свадьбе Кречинского», уже потом, когда папы не стало, рассказывали его студенты, игравшие в массовке: «После каждого спектакля мы просто валились с ног. В прямом смысле — падали на диван за сценой и вырубались. А у Виталия Мефодьевича оставались силы еще и фуршет для нас накрыть, и разбудить-собрать по разным углам, и истории смешные рассказывать, чтобы народ напряжение сбросил. Мы поражались его энергии».
Выбираясь на дачу, папа тут же начинал что-то мастерить за верстаком, косил траву, возил воду из скважины в огромных бутылях. Представить его на даче в белых штанах, шляпе, дремлющим в кресле — невозможно. Потный, красный, в трусах и каждую минуту занятый делом — вот это точно он. На море мы были всего два или три раза, и то когда папу приглашали на кинофестивали. Через пару дней он начинал маяться и рвался в Москву.
Работал на износ. Снимался, играл в Малом театре и в антрепризе, сам ставил спектакли, читал сценарии, искал пьесы для новых постановок. Видя, как отец загружен, я старалась лишний раз не лезть со своими проблемами. Когда в девятом классе начали проходить «Горе от ума», учительница русского и литературы спросила: «Лиза, а мы не могли бы пригласить Виталия Мефодьевича на урок? Чтобы он рассказал нам об этой пьесе». Несколько дней не спрашивала, наконец решилась, тут же добавив:
— Ну хочешь, я скажу, что ты занят или ничего особенного не знаешь?
— Как это «не знаю»?! — возмутился папа. — Столько лет в театре Чацкого играл! Передай: приду.
Это был настоящий спектакль одного актера и одновременно — профессиональная лекция с литературными и историческими экскурсами. Сильное впечатление, особенно на мальчишек, произвел его комментарий к известному четверостишию из монолога Чацкого:
