— Только при условии, что ты в корне поменяешь свою нынешнюю жизнь. Ляжешь в клинику, основательно полечишься, очистишь кровь, поставишь мозги на место.
— А Мишка тоже согласен принять, если вылечусь?
— Конечно. Он же очень тебя любит.
— Как у него дела в «Щуке»?
— Хорошо. Преподаватели хвалят.
— Есть в кого — и папа, и мама талантливые.
— А то!
— У Кати как в семье, на работе?
— Отлично. Только Светка по тебе очень скучает. Ты помнишь, я говорила, что Катюша ждет маленького? Врачи сказали: «Мальчик». Решили Мишей назвать. Так что скоро в нашей семье будет два Михаила: большой и маленький.
— Это здорово! Я страшно рад.
В последний раз мы разговаривали двадцать пятого декабря 1999 года. Саня позвонил рано утром:
— Я сегодня вечерком к вам загляну, а Новый год, если ты не против, мы будем встречать вместе. Я хочу вернуться. Навсегда.
— Саша, ты прекрасно знаешь мои условия.
— Знаю. За эти несколько дней вылечиться, конечно, не смогу, но обещаю, что сразу после Нового года лягу в клинику и буду там сколько потребуется: полгода, год — до полного выздоровления.
— Хорошо. Ждем тебя с Мишкой вечером.
Саша не появился ни вечером двадцать пятого, ни в новогоднюю ночь, ни на Рождество. Восьмого января набрала номер свекрови:
— Ольга Борисовна, с Сашей что-то случилось. Еще не было такого, чтобы он не поздравил нас с Новым годом и Рождеством. Очень прошу, позвони барышне, узнай, где Саша. Если и она не в курсе, уговори срочно написать заявление в милицию.
Через минуту звонок: «Ира не знает. А когда я сказала про милицию, взорвалась — «Уверена, с ним все в порядке! А ваша Люся просто хочет опорочить Сашеньку, опозорить на всю Москву!»
Две с половиной недели я провела в нервном напряжении: несмотря ни на что, Саня оставался для меня родным и близким человеком. А двадцать первого января Димка Харатьян сообщил о звонке из милиции, о том, что нужно опознать труп.
В морг поехали мама Саши и его младший брат. И застали там в канцелярии барышню — видимо, Димка позвонил и ей. Печерникова встретила родственников словами: «Я его уже опознала и дала согласие на кремацию».
— То есть вы его даже не видели? — спросила я, выслушав рассказ Ольги Борисовны о поездке в морг.
— Нет, не видели.
— А теперь представь: мы похороним этого человека, а назавтра открывается дверь и на пороге — Саня! Настаивай, чтобы перед кремацией было отпевание.
— Я Ирине говорила, но она против.
— Стой на своем. Мы должны убедиться, что это он... Ты поняла?
Не узнать Саню было невозможно. За месяц в холодильнике тело высохло наполовину, но черты лица ничуть не изменились. На отпевании все родные и друзья стояли по одну сторону гроба, а барышня — по другую. Она то и дело подносила ладони к лицу и повторяла: «Не надо... Зачем это действо? Саша не любит...» В ритуальном зале было тепло, заморозка стала отходить, и по Сашиной щеке поползла водяная капля. Будто слеза. Увидев ее, я едва не потеряла сознание.
