Вспомнил, как снимали в Протвино. В перерывах между дублями мы с Николаем и другими актерами дурачились, дорвались до немецких шмайсеров (автоматы. — Прим. ред.), расстреляли, наверное, половину запаса холостых патронов студии.
Вот теперь я по-настоящему понял, как снимается кино. Мне было интересно буквально все: как выставляется свет, как пишется звук, что означает команда «Камера! Мотор! Начали!», как режиссер объясняет задачу, но тогда я предположить не мог, что актерство станет профессией.
— Неужели не мечтали об этом в детстве?
— Вроде нет, и ничего не предвещало. Рос любознательным самостоятельным ребенком, которого больше тянуло ко всякой технике. Говорили, что у меня хороший голос. В старшей группе детского сада на выпускном утреннике поручили спеть: «Падают, падают листья, в нашем саду листопад, желтые, красные листья по ветру мчатся, летят». Пока я пел, по залу красиво летали листья, старательно заложенные воспитателями в вентиляторы. К маме тогда подошла наша музыкальный работник Варвара Степановна и сказала: «Обязательно отдайте Сашу в музыкальную школу, у него отличный слух».
Наши с братом родители — инженеры. Мама работала на Подольском аккумуляторном заводе технологом, папа — начальником особого конструкторского бюро Подольского электромеханического завода.
И когда я ребенком спрашивал:
— Чем ты, папа, занимаешься? — он делал хитрые глаза:
— Понимаешь, Саша...
По намекам я догадывался, что его предприятие работает на оборону, делает что-то там для космических ракет.
Когда учился в третьем классе, мама настояла — и правильно сделала — на обучении в музыкальной школе. В нашем доме на первом этаже располагался детский клуб «Ровесник» с полным курсом музыкальной школы: семь лет обучения, хор, сольфеджио. Мне купили инструмент — хорошее пианино 1947 года выпуска, с отличным звучанием. В нашем хоре я стал солистом, и что такое быть под прицелом сотен глаз, ощутил еще в детстве. Не было страха ни перед публикой, ни перед сценой.
