Мама тогда сильно разозлилась, не хотела, чтобы я бросала спорт: «Не жди, что буду помогать. Все сама. Как хочешь и куда хочешь». Но это меня даже подталкивало на «подвиги». Дико болела нога, ходила с трудом. Ковыляла до метро — ездила на процедуры в поликлинику и в школу, где все получилось по задуманному. Не помню, как пришла мысль о профессии артистки. Но в один момент вдруг решила, что точно буду ею. Именно в такой формулировке: не «попробовать ли мне?» — а «я точно буду!»
В тот год стала часто ходить в «Ленком», где работал мамин знакомый. Пересмотрела весь репертуар. С большим трепетом отношусь к этому театру. Была знакома с Александром Гавриловичем Абдуловым, Олегом Ивановичем Янковским, Николаем Петровичем Караченцовым и другими большими артистами, которые потом один за другим стали уходить. Страшная болезнь почему-то забирает прежде всего самых талантливых. Как будто они сгорают изнутри. Я со слезами на глазах думаю об этом.
В «Ленкоме» познакомилась с Маргаритой Ивановной Струновой, артисткой и педагогом, преподававшей в ГИТИСе на курсе Александра Викторовича Збруева. Она не устраивала мою судьбу, не составляла протекцию, наоборот, всегда говорила: «Я не стану ничего для тебя делать. Просто буду рядом. А дальше — как суждено, так и будет». Но зарядила меня невероятной мощью и энергией, подобрала правильные слова, нашла ключик к моему в общем-то непростому характеру. А в пятнадцать лет он был жутким. Упрямая как баран, смелая, наглая и азартная. Не надменная, а именно самоуверенная, как будто я уже «смотрела этот фильм» и точно знаю, что дальше. Казалось, все по плечу, море по колено. Плюс абсолютная убежденность: русский театр без меня пропадет. С Маргаритой Ивановной выбрали программу, я готовилась. Но прямо перед экзаменом подумала, что некоторые отрывки мне не очень нравятся, как будто я в них не раскрываюсь. И втайне от Струновой взяла другие. Лишь когда поступила, призналась ей:
— Читала монолог, который вы запретили.
— Молодец, что сделала так, как посчитала нужным! Вот все и получилось.
На самом деле именно этому она и учила: слушать свое сердце, доверять себе, быть искренней и не бояться стать белой вороной. Сейчас Маргариты Ивановны уже нет, но во мне она как будто до сих пор продолжается. Я поступила в Щукинское, Щепкинское и ГИТИС. Выбрала «Щепку» — мастерскую Виктора Ивановича Коршунова. На этом подарки судьбы закончились. В институте меня долго ломали, сбивали спесь и самоуверенность. Сурово обращались.
Со мной и раньше никто не сюсюкался, но тут был уже совсем перебор. Первые три года бесконечно рыдала, чувствуя себя абсолютно потерянной. Никак не могла понять, что за система такая, когда постоянно внушают, что ты никто и у тебя ничего не получится. Я никогда не ходила в любимчиках, не получала главные роли в курсовых спектаклях. Но меня это, слава богу, не уничтожило.
