Язык я освоила быстро. В Москве в нашей с Олегом компании были ребята из разных уголков Югославии, все говорили на сербскохорватском. Через какое-то время мама заметила: «Олег к тебе обратился по-хорватски, а ты ответила на русском. Значит, поняла».
Когда мы приехали в Загреб, я заговорила очень быстро и с невероятной легкостью. Но во мне до сих пор узнают русскую, легкий акцент все-таки остался. Недавно взяла такси. Вдруг водитель говорит: «Хочу вам кое-что показать» — и достает томик Есенина. А я ведь ему только назвала адрес.
К чему мне пришлось привыкать? Долго не хватало московских просторов, они буквально генетически заложены в душе. Но привыкла и к загребским узким улочкам, и к черепичным крышам...
Спустя год в Загреб вернулись родители Олега — закончился срок аккредитации Бориса в Москве, на его место приехал другой югославский журналист. Первые пять лет мы жили с Ксенией и Борисом в одной огромной квартире. Рядом со свекровью чувствовала себя прекрасно. Ксения не разрешала мне заниматься хозяйством: она готовила, домработница убиралась. А я — создавала атмосферу, получив возможность делать то, что хочу.
Снялась в двух хорватских фильмах, но потом моя актерская карьера оборвалась. Зачем режиссерам терпеть неудобства, связанные с озвучиванием русской актрисы, если хорватских полным-полно? Я болезненно это переживала, осознав вдруг, что любимое кино теперь для меня в прошлом. Чтобы не сидеть без дела, занималась синхронным переводом, он хорошо у меня получался. Адреналин, без которого немыслима актерская профессия, присутствует и в работе синхрониста.
Мы прожили с Олегом без малого пятнадцать лет и развелись. Так в жизни бывает. Оказалось, все эти годы мы двигались в разных направлениях и сформировались по-разному. И когда дистанция, возникшая между нами, стала ощутимой, пришли к обоюдному решению расстаться. Не потому что у кого-то кто-то завелся на стороне, нет. Олег милый, добрый и покладистый. Ему достались в жизни сначала авторитетная мама, затем жена. Никто не любит сильных женщин, со временем между нами начались трения. Но мне об этом не хочется говорить. Главное, что мы расстались друзьями.
Пятнадцать лет — это маленькая жизнь, ее так просто не вычеркнешь. Я продолжала дружить и с Ксенией, которая тяжело переживала наш разрыв и обожала меня до своего последнего вздоха. В моем салоне в Загребе висит ее портрет. Он принадлежит кисти хорошего русского живописца, но он не оставил автографа, и имени его я не знаю. Картина эта очень странная. Художник не знал меня, когда писал портрет, но тем не менее когда мои знакомые увидели его, решили: на нем изображена я, хотя красавицей меня в отличие от Ксении назвать было трудно.
