— Ну что у нас на ужин? Никак манная каша? — спрашивал папа, усаживаясь за стол.
— Каша Юрочке, а тебе тушеные овощи.
Папа мрачно ковырял вилкой в тарелке:
— Что это?
— Гемюзе! — с торжеством объявляла теща.
— Работаешь как вол, а дома какой-то заячьей едой кормят.
— Сереженька, вы хам! — Любовь Ипполитовна хлопала дверью своей комнаты, а вслед ей летела тарелка с гемюзе.
— Ах, вот как! — восклицал папа, надевая пальто. — Меня здесь не любят. Преснятиной какой-то кормят. Пойду в кабак!
Отцу нужны были сияние юпитеров, обожание зрителей, восхищенные взгляды поклонниц. Мама же хотела, чтобы у нее была настоящая семья, уютный дом, верный муж и примерный сын.
Мне наняли няньку. Простую деревенскую девушку, которая и слыхом не слыхала про великого комика Филиппова. Папа стал проявлять к ней интерес, не подозревая, что за ними через замочную скважину следит Любовь Ипполитовна. «Ты — моя богиня! — стал он охмурять няньку. — Ты — моя грация...» Тут скрипнула дверь и на пороге появилась теща Любовь Ипполитовна. «Мы репетируем... «Собаку на сене», — быстро нашелся папа. Эта сцена потом вошла в фильм Рязанова «Девушка без адреса». А бабушка, надо отдать ей должное, скрывала от мамы «шалости» зятя вплоть до их развода...
Помнить себя я стал с того момента, как мне подарили акварельные краски. Вначале я разрисовал себя, а потом и папино бежевое пальто. Так уже с ранних лет во мне проявилось дарование художника. А еще я очень любил наблюдать, как папа бреется. И все время просил побрить и меня. Ему это надоело, и он выбрил половину моей головы. Когда я увидел себя в зеркале, разрыдался. Но бритва все равно притягивала меня как магнит. Однажды я спрятался в прихожей, намылил подол бабушкиной шубы и старательно ее побрил.
