По той же причине только он приходил ко мне в больницу, куда я загремела с гастритом. Чтобы поддержать морально, приезжал каждое утро. Однажды принес ролики, уговорил врача, и я каталась на них полчаса во дворе клиники. Это был сюрприз, ни о чем таком мы не договаривались.
А к моей старшей сестре, когда та лежала в роддоме, папа ездил даже два раза в день. Обоих сыновей Настя носила тяжело, мучаясь диким токсикозом. Папа привозил йогурты, творожки, фрукты, надеясь, что уж такую вкусноту дочка сможет съесть. «А меня тошнило при виде любой еды, — вспоминала Настя. — Но сказать об этом папе не могла — он так старался...»
Хочу привести историю, в которой очень ярко проявился папин характер. Одним из его близких друзей был хирург-онколог Евгений Матякин. В тот вечер Евгений Григорьевич и папа с мамой поехали в гости к Алимовым, с которыми тесно общались. Сергей — один из лучших художников-мультипликаторов, график, иллюстратор. Наташа — искусствовед. Хозяева только что сделали умопомрачительный ремонт и решили по этому поводу собрать народ — показать интерьеры. Среди приглашенных был довольно известный художник (имени называть не буду), который принялся ни с того ни с сего отпускать в адрес Матякина не совсем безобидные шутки. Причем делал это так, чтобы слышали дамы: моя мама, Наташа Алимова и Белла Ахмадулина. Последняя острота, видимо, была совсем с перебором, потому что когда родители с Матякиным собрались уезжать, он, садясь в машину, сказал: «Меня сейчас смертельно оскорбили». И назвал имя этого художника. Папа промолчал. Доехали до Никитского бульвара, и он скомандовал маме: «Ты иди домой, а мы вернемся».
Дверь Соломину и Матякину открыл хозяин квартиры. По их лицам он сразу сообразил:
— Бить пришли?
— Да.
— Давайте. Только аккуратней — стены не забрызгайте.
Наташа Алимова и Белла Ахмадулина тоже все поняли и, думая, что драться будет Евгений, повисли у него на руках. Живо представляю себе картину: гигант Матякин и пытающиеся удержать его миниатюрные женщины... Папа, подскочивший к обидчику, так «хукнул» ему в челюсть, что художник, пролетев несколько метров, приземлился возле двери в кухню. Не могу утверждать, но, кажется, и папа, и Матякин с ним потом прекрасно общались. Евгений Григорьевич — человек, который не помнит дурного и всегда готов к примирению, а папа хоть и был другим, но тут, видимо, посчитал, что исполнил свой долг, заступился за товарища, и потому тема закрыта.
