— Сплюньте! Сплюньте!
— И плевать не буду.
«Военно-полевой роман» был обречен на успех: cценарий — изумительный, фильм снимает его автор, который понимает и в операторском искусстве, и в режиссуре, и сам блистательный актер. Помните, как Тодоровский сыграл у Хуциева в картине «Был месяц май»? Во время съемок мы подружились с Наташей Андрейченко, она тогда только что родила, в перерывах ездила кормить ребенка. Наташа тоже понимала, какого уровня роль ей досталась, боялась не справиться, плакала у меня на плече, утешал ее, как мог.
Пару раз я все-таки промахивался со своими прогнозами. Первый — с «Проверкой на дорогах». Показалось: опять война, партизанский отряд — конъюнктура какая-то. Глядя на режиссера Алексея Германа — толстенького молодого человека, не понимал, он здесь главный или его жена Светлана Кармалита, обаятельная женщина, которая очень много говорила, в то время как муж молчал. А я сомневался: ну что может снять этот увалень? Оказалось — гениальный фильм!
Второй раз ошибся с картиной «Мама вышла замуж». Тоже недоумевал: кому будет интересна история малярши, жениха — бульдозериста-алкоголика и сына-школьника? И предположить не мог, что фильм ждет большая судьба. Мне тогда исполнился двадцать один год, первый брак с Натальей Варлей трещал по швам. Приехал сниматься в Ленинград к Виталию Мельникову в ужасном состоянии, с ощущением обрушенной жизни. (К слову, в вашем журнале прочитал, что по мнению Натальи Варлей причиной распада нашей семьи стала моя коллега по Театру Ленинского комсомола Ира Печерникова. Глубокое заблуждение! С Ирой мы были и остаемся всего лишь добрыми друзьями.)
С Олегом Ефремовым, игравшим моего отчима, нас поселили в одной гостинице. Перед тем как ехать на «Ленфильм», вместе завтракали. Я, как положено, съедал яичницу, сосиски, пил кофе. Олег Николаевич брал бутылку коньяка и конфетку. Выпивал стакан, конфетку клал в карман вместе с недопитой бутылкой. Прихлебывал коньяк и на гриме, и выходя в паузах из кадра. Я переживал: сколько же он протянет при такой жизни? Один глаз у него уже отказывал, ощущалась одышка. Слава богу, Ефремов еще пожил — работал, влюблялся. Помню, он тогда задал мне вопрос:
— Коль, я взял к себе в труппу Настю Вертинскую. Вы с ней однокурсники. Что она за человек?
— Прекрасная, умная, талантливая, нежная, очень отзывчивая.
Проходит время, я узнаю, что у Ефремова с Настей завязался роман. Еще через несколько лет услышал, что они расстались. Как-то мы пересеклись с Олегом Николаевичем на приеме в Кремле, он был навеселе, подошел и говорит с обидой: «А все ты! Что ты мне тогда рассказывал? Настя такая, Настя сякая!» Ефремов сильно переживал по поводу их разрыва.
Признаюсь, я тоже не всегда был полным трезвенником. Первый в жизни бокал мне налил Володя Высоцкий. После проб в «Иваново детство» мы вышли за ограду «Мосфильма», выяснилось, что обоим ехать в центр: мне — домой, Володе — в Театр Пушкина. Оказались в саду Эрмитаж, сели в кафе, Володя заказал бутылку шампанского и налил мне. Этот первый бокал я выпил в четырнадцать лет и был страшно горд — стал взрослым. В ожидании приговора — утвердит нас Тарковский или нет — виделись с Высоцким чуть ли не каждый день. Он приходил к нам домой на улицу Горького, я — к нему в Театр Пушкина, куда его недавно зачислили. Сидел в зале, ждал, когда мой Володя появится на сцене с репликой «Кушать подано». Тарковский так и не взял его в «Иваново детство», но судьба свела нас на картине «Служили два товарища». Я согласился мелькнуть в эпизоде, только чтобы лишний раз повидаться со старыми друзьями — Володей и Ией Саввиной, которых так редко теперь видел.
