А он улучит момент и вдруг вставит в текст какой-то прикол: то расскажет, что Незнайка женился, то еще что-нибудь в этом роде.
— Пап, но в прошлый раз в книге такого не было.
— Как не было? Не может быть!
Родители собрали большую библиотеку, папа постоянно пополнял ее новыми сборниками стихов. Он любил посидеть полистать книги, почитать, подумать. И меня приобщил к чтению.
Я называла папу Кляпой, а он меня — Козой. Совсем не потому, что проявляла упрямство или хулиганила, — я росла беспроблемным ребенком, прилично училась. Просто ему почему-то так нравилось.
Почти каждое лето мы отдыхали в Пицунде в Доме творчества кинематографистов. Жариться на пляже папа не любил, сидел в тенечке с журналом или вглядывался в горизонт. Зато мы с ним обожали заплывать на много километров за буйки. Мама в это время с ума сходила — так волновалась.
Казалось бы, отец попадал в свою киношную среду, где каждый вечер товарищи собирались веселой компанией, засиживались за полночь, шумно выпивали. Но он оставался в стороне от коллег. Однажды я поинтересовалась почему. Папа ответил: «В моей профессии друзей быть не может». Не хочу сказать, что он был замкнутым. Вокруг всегда крутилось много знакомых, приятелей, с которыми папа сталкивался на фестивалях, в концертах, но близкими друзьями он считал лишь однокурсников Талгата Нигматулина и Вадима Спиридонова.
К несчастью, оба ушли очень рано.
Когда мы переехали в трехкомнатную квартиру на Васильевской, в дом, построенный для кинематографистов, к нам стал захаживать Владимир Носик, он жил в соседнем подъезде. Но больших компаний, застолий не припоминаю. Видно, отец настолько уставал от публичности, что дома хотел отгородиться от мира, закрыться и сидеть в своем гнездышке.
Бывало, хочу одноклассников пригласить потусить, прошу его:
— Сходи куда-нибудь, погуляй.
— А я не буду вам мешать, в спальне закроюсь, сценарий почитаю.
Ребята собираются — шум, гам, смех.
Если кричали громко, папа просовывал голову в дверь:
— Все хорошо? Все в порядке?
— Нормально, не волнуйся, — успокаивала я.
Когда дамы, именующие себя его гражданскими женами, утверждают, что Еременко постоянно устраивал пьяные посиделки с друзьями, не верю ни одному слову. Он был домоседом и трудоголиком — постоянные съемки или гастроли с концертными программами.
Мама перешла работать в Гильдию сценаристов Союза кинематографистов. Его здание было по соседству с нами. Обедать прибегала домой.
В еде папа был совершенно неприхотливым. Просил: — Вер, наготовь побольше моих любимых голубцов.
Я их неделю буду есть.
— Неделю как-то многовато. Давай приготовлю на три дня.
— Вер, а у нас супа нет?
— Не успела сварить.
— Ничего, заварю пакетик растворимого.
Если папа шел в магазин, обязательно тащил оттуда полную сумку молочных продуктов, жить не мог без кефира, сметаны, творога. Иногда под настроение сам становился к плите, готовил два коронных блюда — белорусские драники и жаренную с репчатым луком картошку. Мне всегда доставался лучший кусочек. Наложит полную тарелку драников: — Давай ешь.
— Пап, я столько не съем, это много.
— Ладно, маме оставим.
Мама придет, увидит в раковине гору посуды после его готовки, начинает отмывать кухню, заляпанную маслом.
