Это было так непохоже на маму! Сколько себя помню, восхищалась ее естественной, не требующей никаких ухищрений красотой. Мама даже украшений не носила. И по улице стремилась прошмыгнуть незаметно: стеснялась, если узнавали или обращали внимание просто как на красивую женщину. Говорит, блеска ей хватало на сцене. Папа дома был папой, простым и понятным. В волшебника он превращался на сцене: поняла это, когда лет в десять попала на репетицию спектакля «Нищий, или Смерть Занда». Папа был так воодушевлен, что зачаровывал. А мама всегда оставалась для меня существом прекрасным — и на сцене, и на диване, и за рулем нашей зеленой «копейки».
Насколько папа талантлив в творчестве, настолько лишен способностей к вождению.
У него есть права, рассказывал, что купил за бутылку коньяку. Но за рулем сидел всего трижды и всякий раз в кого-то врезался. Однажды влетели в очередной забор, вышли.
— Я же тебе кричала «Стоп! Стоп!» Почему не остановился? — сокрушалась мама.
— Надо было кричать «Тормоз! Тормоз!» — проявил находчивость папа.
Дом и быт всегда были на маме. Она по природе — женщина-помощник, первая на подхвате. Страшная аккуратистка, не может сидеть без дела и никогда не попросит чашку чая, сама сто раз встанет и принесет. Я настолько привыкла к ее опеке, что многое не умею, даже фирменные эклерчики делать не научилась. Зачем, если может напечь мама?
За кулисы меня не таскали.
Родители не тусовались, не дружили с богемой. Среди друзей — ни одного артиста, дома — никаких разговоров о театре. Тем не менее мечтала стать балериной. Мама вспоминает, как водила меня пятилетнюю в Большой театр на балет. В антракте пошли в буфет, где я, окрыленная увиденным, выступила с сольным танцем. Даже на пол ложилась, до сих пор помню тамошнюю плитку. Зрителями стали японские туристы, один из которых протянул мне палец, я взялась за него и кружилась как настоящая балерина. Даже упросила маму отвести меня в училище при Большом, где, впрочем, была «забракована» из-за отсутствия необходимых физических данных. Так что единственной связью с искусством стал подведомственный Большому театру детский сад.
В группе была неуклюжая девочка, которую все дразнили. Я понимала, что делать это нехорошо, но однажды, стоя в сторонке, тихонько подвякнула: «Лизка-пиписка». Это услышала другая девчонка по имени Катя Крупнова и начала меня шантажировать: грозилась рассказать воспитательнице, что обзываюсь. Я почему-то страшно испугалась. Принесла ей из дома пару кукол, а потом начала кормить обещаниями. Сулила ей туфли, мамину шубу, наконец, два за?мка с золотыми попугайчиками, которые якобы привез из-за границы папа. Не знаю, до чего бы дообещалась, не встреть моя мама случайно Катькину бабушку.
— Оля стала задумчивая, — поделилась мама.
— А Катя ночами плачет, ждет какую-то шубу...
Нас вызвали к воспитательнице, велели объясниться. Помню, какое испытала облегчение, признавшись, что говорила нехорошие слова. Но маму куда больше расстроили моя буйная фантазия и неуемный язык. Сама она не из болтливых, лучше лишний раз промолчит. Мама вообще сдержанная, даже в чем-то замкнутая, с северным темпераментом.
Родилась она на Урале в городе Бугуруслане. В семье Остроумовых было несколько поколений священников. Мама много рассказывала о моем прадеде Алексее — протоиерее, служившем в местном Успенском храме, и его строгой жене-попадье Антонине, казачке невероятной красоты из станицы Сорочинской. Запомнила, как мама однажды в грозу прибежала к деду Алексею с вопросом: «Когда гром гремит, это Илья-пророк на колеснице едет?» А он объяснил явление природы по законам физики.
Считал, что к вере человек может прийти только самостоятельно. Родившись в религиозной семье, мама пронесла веру через всю жизнь. Она всех покрестила: меня, брата Мишу, даже Валентина Иосифовича.
В 1938 году прадеда посадили по ложному доносу и на долгие семь лет отправили в лагеря. Его сын Михаил — мой дед — священником не стал, работал учителем, но служил регентом в церковном хоре, где и познакомился с бабушкой Натальей Кудашевой. Это был мезальянс: она происходила из совсем простой семьи, только благодаря деду научилась читать и писать. Недавно узнала, что отец бабушки Наташи работал секретарем областного исполкома и замужество дочери, мягко говоря, не поддержал: венчались они тайно, в церкви не было никого кроме прадеда, который и проводил обряд.
