
А ухаживает за мной мой сын.
— Вы же нормальный человек. Зачем всех обманываете? — изумился пришедший.
— Затем, чтобы никто не оставлял мне своих дочерей, когда отправляется в далекое путешествие...
«Запомни, мой мальчик, в клетку сажают не сову, а певчую птичку», — сказал Учитель юноше, когда тот вернулся. «Тут и сказочке конец, а кто слушал — молодец», — неожиданно закончил Талгат.
Если хочешь оставаться собой — притворяйся? Таков смысл притчи? Об этом я размышлял ночью в сыром номере гостиницы, безуспешно отбиваясь от комаров. Всеобщее притворство было приметой того времени.
Помните известную шутку: они делают вид, что нам платят, а мы — что работаем? Так что было над чем задуматься.
Съемки шли в темпе, порой в двух павильонах одновременно. Вхожу в один, интересуюсь, где Нигматулин. Отвечают: «Да только что здесь был, тебя спрашивал».
— А между вами ничего нет? — как-то спросила язвительная гримерша. Видимо, намекая на «неуставные» отношения.
— Есть, — ответил Талгат, — мы любим друг друга.
Как показала жизнь, Талгат словами не разбрасывался. Я его тоже полюбил. Это было странное ощущение: прорастание во мне мира другого человека. Он распахнулся весь и сразу.
Ну и я — в ответ. Диалог — вот радость жизни.
Кишиневские комары свирепствовали. Я мучился бессонницей, призывал на помощь притчи Талгата, но притвориться несъедобным не получалось. Нигматулин предложил переехать.
— Гостиница при ЦК Компартии Молдавии, — спросил Талгат таксиста, — есть такая?
— Куда ж без нее?
Вскоре мы стояли у стойки администратора. Кругом ковры и пальмы. Миловидная служительница взяла с нас слово, что никому не расскажем, где поселились. «Да никто и не поверит», — улыбнулся Талгат, протягивая наши паспорта. Уже через полчаса мы плавали в бассейне с голубой подсвеченной водой.
Даже хлоркой почему-то не пахло. Через стеклянный купол крыши с завистливой дрожью на нас пялились звезды. И когда официантка в мини-передничке поинтересовалась, не желаем ли чего еще, мы не поняли. Чего еще можно пожелать? Потом был ужин с черной икрой и чудесным красным вином по семьдесят пять копеек бутылка. На все мои «ахи» Талгат только улыбался: «Со мной не пропадешь. То ли еще будет!» Как будто всегда так жил.
Добрая часть сценария «Сергея Лазо» состояла из собраний большевиков. Вот мы и заговорили с Талгатом об истории. Рассказал ему свой сон. Я — декабрист. Сижу в каземате в кандалах и горжусь собой: ничего не пожалел для счастья народа. И вдруг прямо во сне холодею: я же знаю, чем все кончится! Декабристы вышли на Сенатскую, потом большевики расстреляли царя, потом тридцать седьмой, потом застой...
«Не надо нам было никуда выходить!» — закричал я и проснулся.
— Мой Учитель — сын партийных руководителей, — сказал Талгат. — Решил выйти из комсомола. Родители, особенно отец, конечно, были против. Так он знаешь что сделал? Перебил весь хрусталь в доме и голым вышел на улицу.
— И что было дальше?
— Сегодня он создает институт по изучению возможностей Человека. Мы можем все, только не знаем этого. Наши таланты раскрыты на пять процентов. Я тебе все расскажу. Позже. Ты еще не готов.
Познакомился Талгат со своим будущим Учителем в Ташкенте на вечеринке. Во время перепалки двух интеллектуалов приличный молодой человек вылил на себя полный стакан воды.
Гости выпучили глаза, а он без всякого смущения заявил: «Вы завтра забудете, о чем спорили эти профессора, а мой поступок — никогда, — и добавил: — Запоминаются только глупости». Кто-то сказал: «Сумасшедший». Талгат в тот вечер был не в настроении и вскоре ушел, ни с кем не прощаясь. Сел в автобус и случайно проехал свою остановку. Вышел на следующей. И очень удивился, увидев того странного типа с вечеринки. «А я тебя здесь давно жду», — произнес молодой человек.
Случайность родственна чуду: встреча и фраза произвели на Талгата сильное впечатление. Это был Абай Борубаев.
Талгат всегда говорил о нем с каким-то детским восторгом. Я узнал, что Абай живет в постоянном духовном поиске, постится, не спит неделями, а потом вдруг пьет, гуляет, называя водку «чистой энергией».
Однажды Талгат сказал:
— Абай — Христос нашего времени.
Это было уже слишком.
— И пьет, и баб трахает?
— «Какое время на дворе — таков Мессия», — парировал Талгат словами Вознесенского о Высоцком.
— Слушай, а твой Абай в туалет ходит?
— Ты знаешь... — протянул Талгат, словно удивляясь этому необъяснимому факту, — ходит!
Я понимал, что мой друг в секте. Но что же это за уникум, если им восхищается такой человек, как Нигматулин?