Останавливается метрах в пяти. А к нам направляется один из охранников. Говорит что-то переводчику. Японец подобострастно кивает и обращается ко мне: дескать, госпожа Людмила, вас хотят пригласить на танец.
Поднимаюсь с места, «непростой товарищ» мне раскланивается, протягивает руку. Идем на танцпол, свет гаснет, а вместо него по всему залу начинают шарить разноцветные лучи. Я на своих пятнадцатисантиметровых каблуках оказываюсь выше кавалера, потому имею возможность, не таясь, рассмотреть его лицо: густые брови, хорошая кожа, крупный нос, крепкий мужской рот. А какие сильные руки держат меня за талию! Про исходящий от кавалера аромат — очень тонкий, дорогой — уже молчу.
И про аромат молчу, и вообще...
Потому что по-гречески знаю только одну фразу «Я люблю вас», а по-английски могу чаю попросить. Партнер пытается завязать разговор, из которого я понимаю слово «рашен». Отвечаю «Йес, йес», и мы танцуем дальше. Когда замолкает музыка, кавалер целует мне руку и провожает до места. Тут же возле стола возникает метрдотель и спрашивает, кто из гостей что предпочитает: мясо или рыбу. Я отвечаю, что сыта, а Борис Федорович заказывает мясо.
Ест его и приговаривает:
— Как же я соскучился по нормальной еде за эти пять дней!
Японец-переводчик тут как тут: — Болиса Федоловиса, вам нлавится мяса?
— Волшебное, аж во рту тает.
— Вам нлавится, потому сто вы японская мяса не плобовали.
Знаете, как у нас его готовят? Белут балашка и долго-долго его массилуют, потом поят пивом и опять массилуют. Потом лежут, готовят и на стол подают.
— Ничего, — басит Андреев, — нам и такое, без массажей, сойдет.
Борис Федорович доедает последний кусок «немассированного» барана, когда за моей спиной возникает прежний кавалер. Мы опять идем танцевать. Вальсируем в молчании, но оно на сей раз нас совсем не тяготит. Мы будто беседуем без слов.
Возвращаюсь на место как раз к десерту.
Официанты разносят вазочки с разноцветным мороженым. Андреев могучей пятерней отодвигает свою в сторону и говорит переводчику:
— Это все для дамочек. Попроси-ка, милай, чтоб мне на кухне чифирь заварили.
Следующие пять минут уходят на разъяснение рецептуры: дескать, пачку чая заливаешь половиной литра кипятка, настаиваешь... Японец в ужасе: как можно такое пить! Это же верная смерть! Пытается вразумить русского гостя:
— Не нада такой сяй, это вледно. Лусше моложеное — оно такое вкусное!
— Да не буду я мороженое, сказал же! Если бы и съел, так только нашего. Ты знаешь, как у нас в России мороженое едят? Берут мороженщицу, долго-долго ее массируют, потом вместе с ней пьют пиво, потом опять долго массируют, а уж напоследок можно и мороженое.
Я умираю от смеха, а бедный переводчик смотрит на Андреева с грустью:
— Все вы сутите, Болиса Федоловиса, все сутите, а я васих суток не понимаю.
И тут меня опять на танец приглашают.
В третий раз. Кавалер держит за талию еще крепче и, чуть запрокинув голову, неотрывно смотрит в глаза. Наконец (после третьего-то танца!) мне приходит в голову спросить у японца, с кем я, собственно, весь вечер вальсирую. Глаза у переводчика в одно мгновение становятся похожими на трехкопеечные монеты. Он и представить себе не мог, что кто-то не знает Аристотеля Онассиса.
— Госпожа Люда, это же самый богатый селовек на планете!
Я в ответ только фыркнула: дескать, ну и что, что «самый», — нам-то что? Мы в своем Советском Союзе тоже неплохо зарабатываем: шубы в пол покупаем, изумруды-бриллианты, сапоги-ботфорты на пятнадцатисантиметровых каблуках. Андреев сидит похохатывает:
— Ну, Хитюля, ты молодец, и тут не в массовке ходишь! Сам Онассис на тебя глаз положил!
Мы с Борисом Федоровичем уже поднялись из-за стола, начали со всеми прощаться, когда в очередной раз отодвинулась стена и появился телохранитель Онассиса. С огромной коробкой в руках. Поставил ее передо мной и велел японцу перевести: «Господин Аристотель просит прекрасную даму принять презент.
Здесь лучшие сорта шоколада».
По дороге в отель Андреев меня подкалывает: «Могла бы пару островов в подарок получить, если бы благосклонность этому богачу продемонстрировала. А теперь вот конфеты ешь. Эх, Хитюша, всему тебя учить надо!»
Прошло примерно полгода, и партия с правительством организовали большое, как бы нынче выразились, артистическое турне. По Сибири. Весь салон личного самолета Косыгина был заполнен народными и заслуженными артистами. Корифеи: Андреев, Крючков, Ладынина, Смирнова — сидели впереди, а молодежь: я, Нонна Мордюкова, замечательный питерский актер Олег Белов — в хвосте.
Выпили коньячку, закусили икоркой, поем песни под гитару. Вдруг с «носа» гремит андреевский бас: «Хитюля, поди-ка сюда!»
