— Я в Оренбург, а ты?
— А я остаюсь в Свердловске. Но мы же с тобой должны встретиться, мы с тобой должны пожениться!
Говорю ему:
— Я не понимаю тебя, Борька!
Ну в самом деле, между нами же ничего не было, он все превращал в шутку, да и я тоже следовала этому стилю отношений. Подружки так подружки! А оказалось, что он был влюблен.
Потом мне его мама, Клавдия Васильевна, рассказывала: приезжает Борис на каникулы, она его спрашивает:
— У тебя есть, наверное, девочка в институте?
Он отвечает:
— Да есть, но она занята, — это он про меня говорил.
Мама ему:
— Странно, а почему ты не проявляешь никакой инициативы?
— Ну, не знаю... Но в общем-то она знает, что я ее люблю.
Мама спрашивает:
— А откуда она знает?
— Знает...
Клавдия Васильевна, кстати, приезжала к нам в институт раза два. Останавливаться, естественно, ей было у нас в УПИ негде, и она проводила с сыном день, ночевала и уезжала наутро.
А моя кровать стояла за шкафом, там удобнее было спать вдвоем, и мы с ней оба этих раза спали на одной кровати «валетом». И вот однажды она меня вдруг спросила:
— Странно, а что же вы с Борей... Вы гуляете с ним, ходите куда-нибудь?
Я как-то опешила слегка:
— Куда нам ходить, Клавдия Васильевна? Мы же вместе здесь, мы и на всех наших вечерах вместе.
— И все?
— Ну, в общем-то, да...
И она как-то так покачала головой. Но ничего не сказала тогда. Она мне потом уже, позже, рассказала, когда я приехала в Березники и месяц жила до свадьбы у них, что чувствовала: у нас с Борей что-то происходит.
А я нет!
Если честно, тогда у меня даже в мыслях не было, что мы будем вместе всю жизнь, клянусь! Совершенно. Абсолютно. Что-то пробежало между нами на том самом вечере, какие-то искры, да — но это был второй курс. А после этого были третий, четвертый и пятый! И все эти годы влюбленные в Борю девчонки подходили ко мне, зная, что у нас такие братские отношения. Подходили, советовались, плакались:
— Что делать, он мне так нравится...
Я проникалась, как могла, сочувствием:
— Ну что же, и будьте вместе!
Иногда и ему даже говорила:
— Ну что ты, смотри, какая хорошая девочка, — искренне старалась помочь, — ты же заставляешь ее страдать.
Но он все превращал в шутку:
— Да, нравится, но не настолько!
Отшутится, отсмеется, и все.
Я начинаю сердиться:
— Она же тебя любит!
— Ну и что? Я тебя тоже люблю!
Вот так. Причем он мог такие вещи совершенно спокойно говорить. И не только говорить. Он подарил мне свою фотографию, написал там нежные слова — «любимая Ная», что-то такое. Девочка, с которой мы жили в одной комнате, рассердилась, расстроилась:
— Что это такое? Что это значит?! Отвечай!
