Может, от усталости, может, от безысходности мой страх куда-то делся. Я заорал в трубку:
— Надоел ты мне! Нет у меня денег! Пошел к черту!
— Ах, вот как мы заговорили. Ну-ну. Пойди прогуляйся по набережной, кое-что интересное увидишь.
Я тут же пожалел о том, что сделал.
На набережной было темно и пусто. Только вдалеке стоял, облокотившись на парапет, какой-то парень. Внезапно я заметил темную фигуру. Она стремительно приближалась к парню.
«Эй! А ну стоять!» — крикнул я, бросившись вперед. И подумал обреченно: не успеть! Зрение вдруг обострилось, я видел все очень четко. Скорчившегося беднягу рвало, он не слышал моих криков.
Человек в черном подошел к нему почти вплотную и замахнулся — в руке был нож!
«Берегись!» — заорал я изо всех сил.
И тут произошло чудо. Парень по-прежнему ни на что не реагировал, но темнота рядом с ним, в низу парапета, вдруг ожила, оттуда взметнулась нога и ударила нападавшего прямо в живот. Следом раздался пьяный вопль: «Что это ты, падло, делаешь?! Да я тебя сейчас самого зарежу, зараза!»
Когда я подбежал, нападавшего и след простыл. Но Митя Перфемов (а это был он, родимый!), с трудом поднявшись на ноги, продолжал орать. Рядом выворачивало наизнанку Басырова. Я обнял их обоих: «Дорогие мои, хорошие, как же я рад вас видеть!»
А потом, схватив под руки, потащил их в гостиницу.
Первым, кого мы встретили в пустом холле «Жемчужины», был Народный.
Практически трезвый и растерянный. Увидев нас, проговорил трясущимися губами:
— Марк, беда. Олеся ушла.
Он безуспешно пытался сдержать слезы.
— Они поругались с Кириллом, и Олеся ушла. С чемоданом.
— Куда? Вернулась домой, в Москву?
— Нет, к Литовскому, в его номер. Марк, я тебя умоляю, поговори с ним, пусть отдаст Олесю.
— С чего ты взял, что Павел станет меня слушать?
— Тебя он послушает. Ты умеешь разговаривать с такими людьми. Кирилл без нее не выкарабкается.
Народный выглядел совершенно потерянным.
— Хорошо, Алик. Я пойду к Литовскому, но ты завтра проведешь церемонию открытия.
— Да, Марк, конечно. Все, что хочешь. Только пусть Олеся вернется к Кириллу.
Литовский открыл не сразу. А когда увидел меня, страшно удивился. В глаза бросился нераспакованный чемодан, и я решил брать быка за рога.
— Павел, отпусти, пожалуйста, Олесю. Она замужняя женщина.
— Да разве я ее держу? — изумился Литовский.
Бандера, полностью одетая, сидела в кресле и нервно курила.
— Олеся, пойдем.
Тебя Кирилл ждет.
Она подняла темные глазищи, и у меня на миг сжалось сердце. Красавица, сильная девочка. Нелегко ей живется с истеричным мужем.
Вопреки моим ожиданиям, уговаривать Олесю не пришлось. Она затушила окурок в переполненной пепельнице, встала и, легко подхватив чемодан, пошла к лифту. Я с удивлением отметил явное облегчение на лице Литовского.
Я лег спать только в пять утра. А в восемь меня разбудил телефонный звонок.
— Слушай сюда, — развязно начал вымогатель. — В этот раз тебе просто повезло: я не заметил придурка Перфемова. Больше ошибок не будет. Деньги положишь в спортивную сумку. Потом...
Я перебил его:
— Это у тебя там что, море шумит? Моцион на пляже? О здоровье заботишься?
— Не твое дело. Значит, сумку несешь...
— Погоди ты. Денег нет. Пока нет. Мне нужен еще один день. Завтра все получишь. Если, конечно, не натворишь глупостей.
— Я не понял. Ты мне условия, что ли, ставишь?
