«Сколько бы лет ни прошло, мы не устаем от традиционного праздничного киноменю — «Ирония судьбы, или С легким паром!», «Служебный роман», «Самая обаятельная и привлекательная» и другие советские фильмы стали символом тепла, уюта и спокойствия. Во многих из них бесподобно играет Людмила Иванова. Мы дружили с Людмилой Ивановной, и она поведала мне не одну историю о своих знаменитых коллегах», — рассказывает главный редактор «7Д» Анжелика Пахомова.
Первый съемочный день в фильме «Служебный роман» закончился для Людмилы Ивановой слезами. Андрей Мягков обидел ее замечанием: «Больше десяти лет работаю с тобой в театре, но не знал, что у тебя такой противный голос». Шурочка из месткома его взбесила. Мягков убеждал Эльдара Рязанова, что этот персонаж «протокольный» и он не нужен. Кроме того, в тот же день Иванова узнала, что у нее самая маленькая ставка за съемочный день... Не уходить, хлопнув дверью, ее уговорил муж. К тому же сразу сложились добрые отношения с режиссером. Рязанов высмотрел Иванову в другом фильме и тут же пригласил в свою картину. «Рязанов сказал: «Я знал, что только ты согласишься играть такую роль», — вспоминала Иванова. — На что я ответила: «Не беспокойтесь. Я лишь раз в жизни играла красавицу, это была роль Весны в «Снегурочке». — «А у кого?» — заинтересовался Рязанов. «В школьном спектакле»… Мягков меня завел, высек из меня искру! Я подумала, раз так, я Шурку сыграю как главную роль, и запомнят именно ее!»
После «Иронии судьбы...» Мягков стал первым героем-любовником в театре
«Андрей пришел в «Служебный роман» уже очень известным актером, — рассказывала актриса. — Он два года назад снялся в «Иронии судьбы...» и проснулся знаменитым, стал играть героев-любовников. И давал фору любым красавцам! Андрей был интереснее за счет своей интеллигентности, ума, ироничности… У нас в «Современнике» хватало красавцев актеров, а поклонницы бегали именно за Мягковым!»
Они не знали, что актер со студенчества любит свою красавицу жену Настю Вознесенскую. Кстати, в «Современник» Андрея привела именно она. В 60-х годах Анастасия много снималась и как-то встретилась на съемочной площадке с Ефремовым. Когда Олег предложил: «Давай к нам в театр», она ответила: «Только с мужем». Ефремов крайне редко соглашался с такими требованиями, но ее послушал. И не пожалел! Мягков оказался «ефремовским» актером — талантливым, а еще безотказным и трудолюбивым. Славы своей он стеснялся, никогда никому не давал повода обвинить его в звездности, в снобизме. В результате с персонажем Ивановой Мягков смирился. И вообще, на съемках «Служебного романа» возникла теплая атмосфера, потому что все друг друга знали.
С Лией Ахеджаковой Людмила тоже была знакома по «Современнику». «Лия тогда училась водить машину, у нее было что-то типа «Запорожца», и она боялась садиться за руль. Помню, повязывала платок, как бабушка, садилась в свою малышку и в страшном напряжении, сосредоточившись, со скоростью 30 километров в час, ехала от точки А до точки Б. Ей все сигналили, но Лия ни на секунду не отвлекалась от дороги. Зато потом стала отличным водителем!.. Надо сказать, что в фильме «Служебный роман» могло быть три серии, материала хватало. Просто никто не предполагал, что это шедевр, и многое вырезали. Например, сцену драки с Бубликовым, который, вернувшись из больницы, гонялся по коридорам за моей Шурочкой».
На детский новый год в «Современник» пришли только взрослые
В те времена, когда мы познакомились с Людмилой Ивановой, у нее дома всегда широко отмечался Новый год. Начинали 29 декабря и продолжали до Рождества и дальше. Тем более на 31 декабря выпадала годовщина знакомства Ивановой с мужем, физиком Валерием Миляевым. В далеком 1962 году они повстречались на новогоднем «Огоньке» и с тех пор не расставались. В молодости, по словам актрисы, этот праздник всегда встречали на сцене.
«31 декабря по традиции в театрах были утренние спектакли для детей, даже в «Современнике», — рассказывала Иванова. — Однажды Ефремов поручил молодому Табакову поставить сказку «Белоснежка и семь гномов». Обычно, когда он доверял кому-то режиссуру, не вмешивался. Тем более он не ожидал проблем от детской сказки. И вот наступает 30 декабря, Ефремов принимает спектакль и хватается за голову: «Это же политический памфлет! А к нам завтра придут пятилетние дети! Будем ставить спектакль заново!» Каким образом? Остался вечер и ночь. А Ефремов мне: «Мила! Организуй группу психологической поддержки. Чтобы был чай, бутерброды. И время от времени выпускайте листок, сколько часов до премьеры». Актеры остались на ночь в театре. Помню, Люся Крылова, тогда супруга Табакова, игравшая Белоснежку, то и дело металась в кабинет Ефремова. Там спал ее сын Антон, младенца было не с кем оставить дома — праздники, в яслях выходные. Маленький Антон обычно был на пятидневке в яслях ВТО. А когда театр отправлялся на гастроли, Люся, с коляской, с кастрюлями, с одеяльцами, грузилась в вагон вместе с ребенком. И за кулисами его кто-то укачивал, пока она была на репетиции. Это было нормально! Актеры так жили. Много детей выросли за кулисами «Современника».
В ту предновогоднюю ночь Ефремов постоянно напоминал: «Не забывайте, завтра к нам придут дети! Надо быть проще. Чтобы даже трехлетние все поняли». Спектакль начался в 10 утра 31 декабря. Мы ни одного часа не спали! Все ходили осоловевшие, со стеклянными глазами! И тут Табаков вбегает в кабинет Ефремова и кричит: «В зале одни взрослые! И Солженицын пришел». Мы бросились смотреть в щелку. Ефремов ничего не понимает, действительно все места заняты взрослыми людьми… Дело в том, что в те годы «Современник» был настолько популярен, что в него невозможно было попасть. И многие зрители, с огромным трудом достав билеты, предпочли взять с собой не детей, а друзей и коллег. «Будем играть то, что поставили», — сказал Ефремов. И зрители были счастливы! Нам так хлопали, так нас поддерживали! А после спектакля народ не хотел расходиться. Решено было Новый год отмечать в театре. Еще одна бессонная ночь! Даже не знаю, как мы все это выдерживали. Нас спасали молодость и энтузиазм. Вы не поверите, но 1 января театр тоже работал, мы играли утренние спектакли! Так что в новогоднюю ночь могли позволить себе лишь немного шампанского. Да и на какое-то особенное угощение у нас денег не было, на столе было то, что каждый принес из дома».
А где тут артисты?
По воспоминаниям Ивановой, «сытые» времена начались в «Современнике» только в конце 60-х годов, незадолго до ухода Ефремова. А до этого у каждого в театре была еще одна театральная профессия. Сильно выручала и группа поддержки из преданных зрителей, которые помогали как рабочие сцены.
«Помню, 12 апреля, как раз в тот день, когда полетел Гагарин, мы въехали в помещение на площади Маяковского, — вспоминала Людмила Ивановна. — Совершенно нищие, даже перевозить было нечего. Здание собирались сносить, и выглядело оно угнетающе. Мы решили облагородить хотя бы фойе: покрасить стены в красный цвет, а трубы отопления — в белый, желтый и черный. Актрисы взяли кисточки в руки, актеры — шпатели, веники. Ефремов работал с нами. В этот момент кто-то пришел с документами на подпись, зашел с улицы, посмотрел на нас и спросил: «А где тут артисты-то?» Мы действительно не были похожи на звезд сцены, особенно Люся Крылова, которая профессионально выполняла все ремонтно-строительные работы. Могла и побелить, и покрасить, и линолеум постелить, и краны починить. Готовила Люся буквально ведрами, у них с Олегом Табаковым дома всегда было полно гостей. Удивительная девушка! С девяти лет росла без матери, поэтому все умела. При этом выглядела как ребенок, и когда они с Табаковым шли в ресторан, ее не пускали, требовали показать паспорт».
Поцелуй Депардье
После успеха «Служебного романа» Иванову стали наперебой приглашать в кино на комедийные роли. Режиссер картины «Самая обаятельная и привлекательная» Геральд Бежанов сообщил Людмиле Ивановне только имя ее героини. «А все остальное придумаете сами», — сказал он ей.
«Он рассчитывал на меня, и я придумывала смешные реплики про «промежуточный вал», или когда герой Кокшенова завязывает шнурок, а я ему говорю: «Молодец! Но этого мало», — вспоминала актриса. — А другим актерам он почему-то не разрешал изменить в тексте ни одного слова. Самой большой проблемой на съемках было одеть Надю Клюеву, которая «с Урала». Костюмерам негде было достать импортную одежду. Муравьевой пришлось принести свою шубку и джинсы, Васильевой — шляпу, Удовиченко — кепи с помпоном. Так всем миром и собирали. Самый модный из актеров, Абдулов, тоже приходил в своих вещах. Забавно, что «последняя модель «Жигулей» принадлежала не видному жениху Ширвиндту, а скромному, по роли, Кокшенову. Он много снимался и хорошо зарабатывал».
После Шурочки режиссеры даже не приглашали Иванову на пробы, ей сразу давали роль, и, как правило, яркую. На съемки «Зависти богов» к Владимиру Меньшову актриса пришла с палочкой, была нездорова. Но режиссер заверил ее, что она может играть даже на костылях.
«Когда мы уже начали съемки, я не знала о том, что в картине будет сниматься Депардье, — рассказывала Иванова. — Вероятно, Меньшов еще не был уверен, что он приедет. Но Жерар прилетел, на собственном самолете! Зашел в студию в два часа дня и заявил, что сразу готов сниматься, времени у него мало. По сюжету я должна была его угощать бараньей ногой. В стране дефицит, мы с трудом договорились, что нам приготовят это блюдо в какой-то столовой, для съемок. А все остальное я вообще принесла из дома, испекла сама пирог. И вот снимаем мы дубли. А Депардье ест с большим аппетитом, и Меньшов начал волноваться. Второй ноги у нас нет, хватит ли на все дубли? Я же поняла, что артист просто голоден. И в перерыве поднесла ему свой пирог. Сказала: «Не ешьте ничего в гостинице или в аэропорту! Отравитесь». Депардье поблагодарил меня и трижды, по-русски, поцеловал».
«Это гениально, старуха!»
Иванова стала мастером комических эпизодов. Порой в картине она появлялась лишь на десять минут, но запоминалась зрителям. Такой стала роль кошатницы в фильме «Небеса обетованные» Эльдара Рязанова.
«Снимались опять составом «Современника», — вспоминала Иванова. — Валентин Гафт, Лия Ахеджакова. Я играла кошатницу, которая сидит за столом, а у нее на плечах и на руках — коты. По традиции кошек для съемок взяли в Уголке Дурова. Я постаралась наладить с животными контакт и одного рыжего кота назвала Иннокентием, в честь Смоктуновского. Лия Ахеджакова возражала: «Кеша может обидеться». Но я настояла на своем. Гафт на всю эту возню смотрел снисходительно-насмешливо. И вот начинается сцена, помощник режиссера говорит «Начали» и громко хлопает хлопушкой. Кот испугался и мгновенно обделался! Что тут началось! Гафта начало тошнить, и он бросился на улицу, все кричат, выбегают. Я же спокойно сижу и разговариваю с котом, успокаиваю его. Сцену эту мы все-таки сняли, но я попросила уже больше хлопушкой так не стучать... У Гафта был сложный характер. Он иногда впадал в раздражение и не стесняясь высказывался об игре коллег. Я не сразу к этому привыкла. Когда ему нравилось, как я сыграла, он кричал: «Старуха, это гениально!» — когда нет, мог сказать: «Ну что ты сделала? Как я теперь должен рядом с тобой играть?»
«Современник» был для Ивановой и призванием, и семьей. С худруком театра Галиной Волчек Иванова дружила с юности. У них была общая веселая, беспечная молодость.
«Гале было позволено то, что не позволено другим, — рассказывала актриса. — Например, когда она увидела, что я вслед за другими девочками из нашей группы в Школе-студии МХАТ начала курить, то просто подошла, взяла у меня сигарету и сказала: «Тебе курить не надо». Галя всегда немного посмеивалась над моими «барскими» замашками, над тем, что я «домашняя девочка». Но сама она была настоящей принцессой! Поехали мы после первого курса с выступлениями на целину и там столкнулись со страшной антисанитарией. Туалет типа «сортир», ложки и чашки в столовой немытые. Выступать приходится в полуразвалившемся клубе — бывшей церкви. Зрители сидят на земляном полу, пьют воду, передавая друг другу железный
чайник. Галя выходит на сцену, ей нужно играть серьезный отрывок, а один зритель сидит и громко икает. Галя крепилась, старалась на него не смотреть, но в итоге засмеялась и убежала за кулисы. Потом мы пошли в сельпо, купить хоть что-то съедобное. Были лишь заплесневелые шоколадки «Цирк», Галя ими все время и питалась.
Конечно, первые выступления всегда помнишь очень ярко — это как первая любовь. И от того, как они пройдут, многое зависит. Помню, мы долго не могли понять, почему Евстигнеев отказывается от участия в выездных концертах. Это же дополнительный заработок, а зарплаты театральных актеров были небольшие. Оказалось, что когда-то в молодости он поехал в совхоз с концертной бригадой. Вышел на сцену, стал читать рассказ Чехова, и вдруг пьяный голос из зала его прервал: «Уйди со сцены!» И добавил крепкое ругательство… К чему именно это относилось, непонятно, но у Евстигнеева зародился комплекс. Была у Жени и другая проблема. Он мог забыть текст. Такое случалось, и в «Современнике» партнеры всегда были готовы подсказать ему роль. Но иногда и это не помогало. И Евстигнеев просто сокращал текст. Особенно часто это происходило в знаменитой пьесе «Современника» «На дне» по Горькому, где Женя играл Сатина и у него был длинный монолог, от которого у зрителей мурашки шли по коже. Галя Волчек предупредила Евстигнеева: «Завтра на спектакль придет Анджей Вайда (всемирно известный польский режиссер. — Прим. ред.), я прошу тебя, выучи свой текст, нельзя опозориться». В результате, переволновавшись, Евстигнеев произнес только первые фразы из своего длинного монолога: «Человек — это звучит гордо...» Потом повисла страшная пауза, Женя произнес: «Ну и так далее...» — и ушел за кулисы. Галя в ужасе повернулась к Вайде, который сидел с ней в первом ряду, и начала было оправдываться, но вдруг увидела, что у того все лицо в слезах. «Галя, зачем слова, когда он так играет», — только и сказал Анджей».
Гурченко сделала из физика актера
Еще одна коллега Людмилы Ивановой по театру — Людмила Гурченко три года проработала в «Современнике», но не прижилась в нем. Ролей у нее было мало, Ефремов ее не замечал. Единственной подругой звезды «Карнавальной ночи» стала Иванова. «Я с ней подружилась, потому что, как выяснилось, у обеих у нас была страсть к сочинительству, — рассказывала Людмила Ивановна. — Мы вместе музицировали, Люся тогда жила на Маяковской, возле театра, она меня часто угощала своей фирменной яичницей с сулугуни. А однажды летом, когда у всех в театре отпуск, она меня (как актрису) и моего мужа Валерия (как звуковика) включила в свою концертную бригаду. Люся, чтобы заработать, много ездила с концертами, рассказывала о съемках, пела, показывала отрывки из спектаклей. В программе у нас была пьеса «Старшая сестра», где мы с ней играли сестер, а один наш коллега, актер, — мужскую роль. И вот этот актер однажды катастрофически опаздывал на выступление. Люся сразу все взяла в свои руки: «Пусть играет твой муж! Там и слов-то почти нет, справится!» Вы помните эту роль, ее блистательно исполняет Куравлев в одноименном фильме с Татьяной Дорониной. Я говорю: «Люся, мой муж — физик, он никогда не выходил на сцену!» Но Гурченко кого угодно уломает. Муж вышел играть в своем свитере и от волнения просто вытянул этот свитер до колен, и вообще страшно стеснялся и заикался. Народ хохотал! Они думали, что это по роли так нужно. После спектакля Люся посмотрела на него и говорит: «Надо тебе быстро сшить пиджак». Она не шутила. Гурченко могла за два часа сшить бальное платье или мужскую рубашку, была мастерицей на все руки».
Много лет прошло с тех пор, все изменилось, мы живем в другой стране. Все чаще приходится вычеркивать номера из записной книжки — звезды советского кино уходят одна за другой. Но, как ни странно, чем больше проходит времени, тем чаще хочется пересматривать старые фильмы, где не стреляют, а поют и целуются. Давайте же чаще вспоминать наших любимых «Шурочек», «Ипполитов», «Лукашиных», «Гош» и прекрасный мир, ими созданный.
