Закройте глаза и представьте себе такой эпизод. Сергей Безруков в роли простого деревенского мужика, закопав труп немецкого солдата, мужественно плавает в речке. За ним наблюдает Настасья Кербенген, играющая суровую немецкую фрау Шиллер, тайком попивая что-то алкогольное из фляжки.
После герой Безрукова, не особо стесняясь, натягивает на себя сухую одежду у нее за спиной (предварительно сняв трусы), а потом декламирует стихи Пушкина — к большому удивлению фрау. Во время прогулки они попадают под дождь, укрываются под козырьком удачно попавшегося по дороге деревянного дома. Между ними возникает романтическое напряжение. Нетрезвая фрау протягивает руку к простому деревенскому мужику, тот хватает ее и, несмотря на состояние спутницы и ее явные сомнения, начинает ее целовать.
За кадром, где герой Безрукова страстно прижимает фрау к стене, обнажая ее бедра, следует общий план с высоты птичьего полета, в котором он лежит на ней. Они то ли уже занимаются сексом, то ли активно готовятся к этому, пока камера устремляется ввысь.
Через некоторое время сотрудник музея Пушкина, которого играет Игорь Угольников, по совместительству режиссер фильма, похвалит настоящего русского мужика за его успехи с женщинами («официально» персонаж Безрукова до сих пор встречается с сестрой партизана), а фрау в своей комнате упадет на кровать и пьяным голосом станет обзывать себя шлюхой.
Только что вы представили эмоциональную кульминацию центральной любовной линии фильма «Учёности плоды». Скорее всего, в вашем воображении она выглядит менее пошло, чем на самом деле. Не потому, что она как-то особенно плохо снята — видели и похуже. Дело решает контекст и общий тон. Действие сопровождает оглушительно пронзительная музыка, счетчик пафоса зашкаливает, лента наслаждается своей мнимой визуальной изобретательностью.
Тем временем на экране — попытка выжать драму из неловких отношений, которые выглядят скомкано, несмотря на внушительный хронометраж. Фильм идет три часа.
«Учености плоды» встречает зрителя знакомой сериальной картинкой с выкрученной контрастностью — в итоге все, что происходит на экране, становится кислотным, с выжигающей глаза зеленью и повсеместным оранжевым оттенком. Цветокоррекция идет вразрез с атмосферой войны, которая по идее должна превалировать в истории.
Сюжет тоже не пытается нагнетать напряжение. Да, мы видим расстрел большой группы цыган, повешенных сторонников партизан и слышим редкие разговоры о надвигающихся боевых действиях, но все это теряется на фоне повсеместной мелодрамы. Жители Михайловского воспринимают глобальную трагедию как раздражающую неприятность, но не придают ей особого значения.
Кажется, самим авторам исторический контекст не особо интересен. Немцы упорно не могут найти партизан во главе с героем Федора Бондарчука, хотя по ощущениям скрываются они неподалеку. Те, в свою очередь, безнаказанно убивают неосмотрительных немцев, оставляя на них бумажки со стихами Пушкина. Кульминация противостояния — перестрелка, по стилю постановки напоминающая чуть ли не боевые сцены из последних частей «Рэмбо», вплоть до выкашивания немцев продолжительной очередью из пулемета. На этом фоне вкрапления псевдоэмоциональных деталей, вроде смертей женщин и детей, выглядят отчаянными и неудачными попытками добавить хоть какой-то драматичности.
Ни о какой глобальной трагедии речи не идет. Оккупировавшие Михайловское немцы водят экскурсии по музею, устраивают музыкальные вечера с игрой на пианино и романсами, а также выступают целями для партизан. На их фоне настоящим антагонистом выглядит глава деревенских полицаев — местный житель, переметнувшийся на сторону врага. Фрау Шиллер даже приходится защищать героя Безрукова от расправы.
В различных интервью нас убеждают, что перед съемками команда фильма со всем возможным вниманием изучала исторические документы, лишь местами добавив происходящему драматургического накала, но в этих заявлениях читается лукавство. Беззаботно яркая картинка, схематичные партизаны и благородные немцы мешают поверить авторам на слово.
Манера съемки напоминает дешевый сериал. Несмотря на не самый маленький бюджет, постоянные крупные и средние планы не дают как следует разглядеть декорации и локации, оставляя на экране почти непрекращающуюся череду говорящих голов, которую лишь иногда разбавляют общие планы и те самые кадры, снятые с дрона, которыми фильм, по всей видимости, особенно гордится.
За актерами, которым принадлежат эти говорящие головы, кажется, никто не следил, так что они играют на полную: рыдают, кричат, жестикулируют, утешают друг друга, показательно страдают. «Плоды» не знают, что такое сдержанность или нюансы — артисты переигрывают везде. Даже в сцене, где фрау Шиллер прячет эмоции от окружающих, она пускает скупую слезу и вот-вот готова перейти в истерику.
Плохая работа с актерами видна даже в их речи — у жителей деревни то появляется, то пропадает своеобразный говор, который и так-то звучит неубедительно. Иногда они в свою чистейшую поставленную речь добавляют одинокие словечки, вроде «шо» или «тобя», но чаще всего напрочь забывают об этом. Ни о каком единстве стиля речи не идет, как и о ровном повествовании. Из сюжета выпадают целые эпизоды, что преступно для трехчасового фильма. Не удивлюсь, если нас ждет многосерийная версия для телевидения.
Какая-то последовательность видна разве что в образе фрау Шиллер, которую кино визуально и вербально объективирует при любом удобном случае. Даже знакомство с ней начинается с ног в тонких чулках и туфлях на высоком каблуке — именно на них, а не на лице, концентрируется камера, впервые показывая нам героиню. Дальше не лучше — она «чувственно» раздевается перед зеркалом, демонстрирует бедра, растрепанная вертится в кровати и тает, когда ее ногам делают комплименты. Остальным женщинам повезло еще меньше — они почти полностью характеризуются своими отношениями с мужчинами.
При чем здесь Пушкин? Да, в общем-то, ни при чем. Его музей остается декорацией для мелодрамы и наверняка был одним из аргументов, которые помогли убедить Министерство культуры дать деньги на съемки. Местами герои обсуждают творчество поэта и декларируют готовность защищать его наследие, но эти детали теряются так же стремительно, как и появляются. Кажется, «Учености плоды» хотел что-то сказать о том, что культура объединяет даже самые враждебные народы, но это не точно. Да и не особо важно.
Только выйдя в кино, фильм моментально исчез с радаров и вряд ли вызовет ажиотаж, всплыв на телевидении. Устаревшая, дурно снятая и затянутая картина не смогла привлечь своего зрителя. Возможно, когда-нибудь российский кинематограф поймет, что на одних патриотических темах далеко не уедешь.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
