Все наши доспехи сложены были в костры, сожжены, а нас одели в полосатые халаты и отвели обратно в казематы. Мы заметили столбы на валу одного бастиона кронверка. Это была виселица, но которая не имела еще перекладины; и в нашем отделении казни товарищей мы видеть не могли, ибо прежде вошли в крепость. Народу было немного. Уже в своем номере я узнал от соседа своего, что наших товарищей повесили, о чем он узнал от прислуживавшего унтер-офицера. Я верить не хотел; но пришедший священник подтвердил эту весть. Рассказывал о их смерти, которая его тронула до глубины души. Он и теперь и после не мог говорить о них без глубокого умиления, особенно о Рылееве, Муравьеве и Пестеле. Последний просил его благословения, хотя и был другого исповедания. У двух первых оборвались веревки, и Чернышев закричал, чтоб скорее повторили над ними казнь. Священник сказал мне, что он ежеминутно ожидал гонца о помиловании и, к крайнему своему удивлению, тщетно. Мысль о казни товарищей заставила меня забыть свое положение; я ни о чем ином не мог думать...»
Все знают о женах декабристов если не из исторических книг, то из советского фильма «Звезда пленительного счастья». В центре внимания всегда были фигуры двух-трех женщин, среди них Екатерина Трубецкая. Почему она? Дело в том, что Екатерина первая среди жен просила о том, чтобы ей позволили следовать в Сибирь. Вот как вспоминает о свидании с ней в крепости Трубецкой.
«В пятницу, 12-го, я виделся с женою моею у коменданта. С нею приехала моя теща и оба мои брата. Этого свидания описать нельзя. Жена впилась в меня, братья бросились в ноги и обнимали колена; и теперь при воспоминании их любви слеза навертывается на глаза. Теща также была очень нежна и много плакала. Я возвратился в свою тюрьму в большом волнении, часть ночи не спал — писал письмо, которое хотел отдать жене при первом свидании, другую часть — от блох. Наконец изнеможение навело сон. Поутру встав, я стал разговаривать с солдатом, как вдруг кровь хлынула горлом и пошла как из кувшина. Поспешно прибежал лекарь; дал мне всю нужную помощь. Кровь остановилась, волнение продолжалось, но не столь сильное; слабость овладела всем телом».
Предчувствуя недоброе, Муравьев-Апостол приказал другу написать мемуары
Другие интересные воспоминания о событиях тех лет написаны человеком, имя которого хорошо известно только историкам. Двадцатипятилетний поручик лейб-гвардии Финляндского полка Андрей Розен вошел в Северное общество незадолго до восстания. И оказался 14-го числа в лагере противников. На Финляндский полк декабристы возлагали большие надежды, однако уклончивое поведение его батальонных командиров, полковников Моллера и Тулубьева, сорвало задуманные планы. Полк присягнул Николаю I и пошел усмирять мятежников. Если бы Розен не сделал то, что он сделал, о его связях с декабристами никто бы, скорее всего, не узнал. И он бы не разделил с ними горькую участь. Младший офицер, всего лишь командир взвода, Розен во время перехода полка через Неву остановил свой взвод, а тем самым и тех, кто шел за ним следом. Солдаты не смели двинуться без приказа непосредственного начальника. Розен был приговорен по пятому разряду (десять лет каторги с последующим поселением в Сибири). Император, ранее сокративший срок каторги осужденным по пятому разряду до восьми лет, напротив фамилии Розена сделал пометку: «На 10 лет».
