Философию у меня преподавал блестящий дядька. Эстет, прекрасно одетый. Очень хорошо ко мне относился, а я его всегда с удовольствием слушал. У него действительно были невероятные знания по философии, он рассказывал с упоением. Невозможно было пропустить. В ночь перед его экзаменом я работал и проспал. Днем в общагу вернулся сосед по комнате, разбудил меня и говорит:
— Ты чего не идешь на экзамен?
— А сколько времени?
— Уже три часа.
— Он ушел, наверное.
— Нет, он тебя ждет в фойе. Экзамены закончились в час.
Я одеваюсь, прибегаю в институт, он стоит:
— Володя, ну наконец-то, я уже думал уходить. О чем вы хотели бы мне рассказать? Что из философских течений вам нравится?
— Наверное, экзистенциа...
— Экзистенциализм?
— Да!
— А кто из авторов?
— Наверное... Камю... Сартр?
— Сартр! Вы все прекрасно знаете. Давайте зачетку, пять.
Он понимал, что в моей жизни ничего не изменится, если я буду лучше или хуже разбираться в философии. Тем более мне это действительно стало интересно спустя годы, и я многое теперь знаю.
А ту же историю, которую нам преподавали в институте, я вообще всегда знал прекрасно и обожал. И меня даже без экзаменов брали в Калининградский государственный университет на исторический факультет. История — мой конек, я любую тему готов обсудить. И наш педагог во ВГИКе это понял и сказал: «Можешь не ходить ко мне, если занят».
Но это все не потому, что я какой-то особенный. Многие педагоги с пониманием относились ко всем учащимся. Девяносто девять процентов красных дипломов в театральных вузах — за способности и за рвение в профессии, а не за знание общеобразовательных предметов.
— Многие студенты творческих вузов признаются, что после окончания института как будто бы начинают с нуля, их заслуги ничего не стоят. А вы были избавлены от этих сомнений, потому что уже снимались и были профессионально востребованы.
— У меня эти сомнения были, но раньше. Я после первого-второго курса хотел уйти из института. Я все свое детство и юность провел в патриархальном обществе. Провинция ведь всегда достаточно патриархальна. А в столице какая-то малолетка 16-летняя будет мне рассказывать, как мне себя вести?! Я приехал оттуда, где прежде, чем открыть рот, она спросила бы разрешения. Повторюсь, это не хорошо и не плохо, просто факт. И вот первые два года происходил слом моего старого сознания. Я постоянно себя сдерживал: «Вова, спокойно! Чувак, ты сейчас в другом месте, с другими людьми. Тебе самому не хотелось бы прожить жизнь с забитыми, глупыми, необразованными девушками, женщинами». Было очень сложно перестроиться, переделать сознание спортсмена в сознание, скажем так, деятеля культуры.
