— В театре нет проблем с занятостью?
— Ну что вы! У нас около ста артистов. Разве можно всех занять? Человек пятьдесят максимум. Они ведь хотят не в массовке играть, а настоящие роли, поэтому ходят и бубнят, трясут меня...
— С молодыми проще, чем со звездами?
— Да, но они разговаривают на другом языке. Общение с молодежью сродни общению с инопланетянами. Они иначе мыслят, иначе заточены. Под них нужно подстраиваться. Поладить непросто, зато потом интересно.
— Отпускаете артистов сниматься? Надо ведь согласовать их графики с довольно плотным репертуаром?
— Не знаю, как это происходило раньше, но артисты как-то сами все увязывают, заранее оговаривают с режиссерским управлением. Я под них репетиции подстраиваю. Не только не запрещаю, наоборот, поощряю работу в кино. Артисты должны сниматься. Во-первых, съемки приносят деньги, которые театр заплатить не может. Во-вторых, они становятся медийными и приносят деньги в кассу. Зрители начинают на них ходить. У нас есть, например, Стас Бондаренко, и на него такой лом! Это же здорово!
— У вас есть любимые пьесы, любимые авторы? Хотя смешно об этом спрашивать человека, поставившего больше ста спектаклей. Многие названия, видимо, по два-три раза.
— Наверное, любимых нет. Остались пьесы, которые хотел бы поставить, но за некоторые никогда не возьмусь. Например за «Фауста» Гете. Всю жизнь о нем думаю, но вряд ли подойду, он так и останется мечтой...
