— Современных театральных деятелей часто упрекают в коммерциализации театра, с которой связано появление слишком экстравагантных и спорных постановок. Понятно, что театры должны зарабатывать, а для этого нужно заманить достаточно избалованную публику, желательно молодую. Но насколько допустим коммерческий подход?
— Мне кажется, коммерциализация должна быть умеренной. При планировании репертуара мы с директором стараемся, чтобы у нас были представлены все жанры и формы — и для души, для искусства, и все-таки для кассы.
— Прошло больше полутора лет с тех пор как вы возглавили театр. Что считаете своим главным достижением на сегодняшний день?
— Главное то, что ни я ничего не поломал в театре, ни он меня не поломал, и мы постепенно идем на сближение, находим общий язык. По крайней мере, я вхожу в театр уже не стесняясь. Первое время чувствовал себя ужасно неловко. Меня называют художественным руководителем? Какой я худрук? Всю жизнь в футбол играл на улице. В Советске, помню, репетировали в бывшем пионерском лагере и гоняли мяч во дворе, потом ходили на море, купались, выпивали. Чистая шпана!
— Какие у вас отношения с режиссерами Юрием Ереминым и Андреем Кончаловским, определявшими репертуарную политику театра до вас?
— Еремин относится ко мне с уважением. Посмотрел мои спектакли и похвалил. А Андрей Сергеевич, увидев впервые, спросил:
— Ты в кино не снимался?
— Нет.
— В следующем фильме тебя сниму.
— Я же не артист!
— А мне и нужны не артисты и такой типаж.
Общаемся с ним очень хорошо, легко обо всем договариваемся. Кончаловский чудесный. Личность. Мы идем ему навстречу конечно. Двигали спектакли, чтобы Андрей Сергеевич выпустил «Укрощение строптивой». Ему можно все. У него особенная территория.
— Кончаловский, кажется, собирается поставить целую трилогию по пьесам Шекспира?
— Да, помимо «Укрощения строптивой» Андрей Сергеевич хочет делать «Макбета» и «Бурю», а параллельно снять длинный сериал и поставить оперу. Мне бы его энергию! Если он будет готов что-то еще сделать в Театре Моссовета, мы — только за. Дай Бог ему здоровья и сил!
На репетиции «Строптивой» я не ходил, чтобы не мешать. Когда в коридоре встречались, спрашивал:
