Истории предательства тысячи лет. Если ты обманул человека, ты не умный, просто воспользовался чужим доверием. Вот и все.
— Вы из тех женщин, для которых новые дни рождения не повод прекратить влюбляться?
— Ассоль с косичками? Да фиг его знает... Но я прекрасно отношусь к романам. Круто, когда можешь испытывать яркие чувства. Это радость, пусть будет. Вдруг накроет любовью, желанием, интересом... Один психолог гениально сказал про три «в», которые не влияют на отношения: возраст, вес и внешность. Можно в любом возрасте и весе найти и секс, и отношения. Главное, чтобы интересно было.
— Смотрю я на вас, эмоциональную хохотушку, и думаю: а какая вы дома, с близкими?
— Подруга однажды сказала: «Ань, я так тебя люблю, когда тихо чем-то занимаешься». Она у меня была в гостях, я гладила белье и молчала. Хохотать мне тоже нравится, но это не вся я.
— В скетч-шоу, которые мы с вами обсуждали, вы клоунесса. Образ кажется органичным.
— Это моя маска и сильная сторона. Я так закрываюсь и в жизни, когда мне страшно, когда не уверена в себе. Это то, что мне легко делать, чем хорошо владею. Чем больше ржу, тем больше боюсь внутри. Как-то услышала совет про уличные драки. В первую очередь при нападении надо ударить самого сильного. Если его вырубаешь, ты победил. Обычно самые сильные внешне — самые слабые внутри. Так что клоунесса — это моя маска, защита, чтобы не обидели. Я недавно это поняла.
Думала, почему же иногда так устаю от собственного шума, а потом сообразила: с друзьями-то я другая. Даже не особо шучу.
Конечно, на сцене хочу быть Сарой Бернар и чувствую в себе эту силу. Но было время, когда Бернар еще во мне не проснулась, и я ощущала силу лишь в образе клоунессы, притом что в театре играла драматические роли. Не получится хорошо сыграть комедию, если не понимаешь трагедию персонажа. Надо знать, что ему больно, а что терпимо...
Знаете, я всю жизнь пою Вертинского. Сначала в семье за столом, потом стала делать концерты, рассказывать и показывать драматические истории. Близкие не дадут соврать, что я люблю читать стихи — Ахматовой, Бродского. Жалею, что строки уходят из памяти, раньше знала невероятное количество стихов. Маменька моя гениальная, в свои восемьдесят два потрясающе читает Анну Андреевну и помнит огромное количество ее стихотворений.
— Однажды вы себя назвали маленькой и слабой. Время идет, стали большой и сильной?
— Я разная. Когда говорила, что маленькая и слабая, наверное, просто устала всем рассказывать, какая я сильная. Я такая и сякая, как и все... Бывает, ору, чтобы защититься. Или кидаюсь спасать кого-то, хотя никто не просил. Как бы научиться не спасать всех подряд? А то ведь неизвестно, куда занесет.
Я понимаю, зачем это делаю — лишь бы только собой не заниматься, не думать о своих проблемах.
— Меня удивило, когда вы в одном интервью сказали, что не умеете принимать подарки от мужчин.
— Да, но работаю над этим. Мне кажется, нет ничего невозможного для человека с интеллектом. Но при этом помню, что никого нельзя перевоспитать, кроме себя. Поэтому и подарков следует ожидать или даже просить у тех, кто любит их дарить. Все просто.
— В этом году будет пять лет, как не стало актера Александра Шаврина, отца вашего сына. Человека, с которым прожили долгую совместную жизнь. Давайте вспомним его?
— Он родной человек, мой брат, мой учитель.
— Учитель в чем?
— Да во многом, начиная с того, что всю совместную жизнь Саша занимался моим образованием. Мне страшно не хватает его юмора, его подколов, да много чего не хватает, я очень скучаю. Мы были в прошлой жизни братом и сестрой, это совершенно точно.
— Как-то Саша сказал, что жена-артистка — это очень тяжело.
— Но он ведь жил со мной... Мы разошлись по моей инициативе, он не хотел. Я его попросила, чтобы отпустил, потому что с «братьями» не живут.
Я так долго не могла уйти, потому что нам с Сашей было невероятно весело и интересно, и дети любимые его обожали. Но, к сожалению, сохранить брак я не могла и не хотела. При этом уйти от Саши и остаться одной было очень страшно, очень... Он был к тому же папиным другом, невероятным авторитетом для меня всю жизнь.
— Он правильно все воспринял?
— Да, конечно. Единственное, что разводиться официально не хотел. Говорил, что достаточно будет, если разъедемся. Меня потом многие осудили за то, что я развелась с Сашей перед его смертью. Во-первых, я не знала, что он умрет. Когда мы услышали диагноз, начали вместе ходить по врачам. Господи, да только на бумаге я уже не была Сашиной женой, но оставалась рядом, колола ему уколы, давала таблетки. В болезни его не бросила, это главное.
Мы оба работали над тем, чтобы победить болезнь, я не верила в то, что Саша не справится. Мне казалось, нам с ним надо освободиться. Чтобы не вредить ни себе, ни ему. Мне об этом случайная барышня-психолог сказала. Спросила вдруг: «А зачем ты живешь с мужчиной, если он не твой, по сути?» И добавила, что этого нельзя делать, это вредно для обоих. Сказала, что я занимаю место женщины, которая могла бы сделать Сашу счастливым. Меня потрясли ее слова.
Это было задолго до... Я задумалась, и путь начался. Я не уходила к кому-то... «К кому-то» легче: тебя ждут, села в красивую машину и уехала в прекрасное далеко. Я часто вспоминаю Сашу, чаще совершенно неожиданно, и начинаю реветь...
