Мы учимся на актеров четыре года, и все это время, а потом и дальше, уже в профессии, упорно расшатываем свою психику. Мы ориентированы на внешнее мнение, нам надо нравиться, вызывать эмоции. Психотерапевты говорят — здоровому человеку главное не думать о том, как он выглядит и что думают о нем другие. А мы, актеры, так не можем. И живем в раздвоении. Должны легко смеяться, плакать, переживать. Это все расшатывает нервную систему, делает нас импульсивными, вспыльчивыми.
— Вы учились на курсе Гончарова, который сам был человеком с тяжелым характером. Говорят, он только с двумя актрисами нашел общий язык — с Гундаревой и Дорониной.
— Да, но меня он очень любил. А я — его. Правда к четвертому курсу немного устал от меня, наигрался. Я еще подлила масла в огонь — слиняла с главной роли у него в спектакле. Мы три года репетировали «Как вам это понравится». Сменилось пять режиссеров, которые ни черта не умели, меня тошнило уже шекспировским текстом. Перестала понимать, что вообще играю, забрала диплом и ушла.
Осталась на разовых ролях, играла дипломный спектакль в филиале Маяковки, и Мастер на меня обиделся. Но когда попросилась обратно, принял.
— Многие актеры жаловались на деспотизм Гончарова. На то, что не говорил, а орал.
— Да, орал, но мне было все равно, я не реагировала. Последний мамин муж, мой отчим, тоже орал, и бабушка, которая мамина мама, орала. Я привыкла к такой манере общения. По фигу, если видишь, что человек тебя любит. Гончаров все время твердил мне: «Ты комедийная героиня, ты — героиня». Я не понимала, как это. Позже дошло, что он имел в виду. Я и правда героиня, могу и люблю играть драму. Андрей Александрович — мой режиссер...
— Вы пришли в прославленные стены Маяковки двадцать семь лет назад. Каким застали театр?
— Если с первого курса считать, прошло уже больше тридцати лет. В 1991 году я бегала в массовке в спектакле «Приключения Буратино», а в 1992-м играла лису Алису.
У меня такое ощущение, что я сама себе напророчила Театр Маяковского. В семнадцать оказалась на «Леди Макбет Мценского уезда» и рыдала как не в себя. Наталья Георгиевна Гундарева произвела на меня неизгладимое впечатление. Я вышла зареванная, встала на крыльце театра, топнула ногой и сказала себе, что хочу работать в этом театре. Бойтесь своих желаний... Потому что пока Гончаров не начал набирать курс, не поступила в театральный. Сказала бы, что хочу быть такой же актрисой, как Гундарева, и меня принял бы какой-то другой мастер, уверена.
— Какой Гундарева оказалась в жизни?
— Прекрасной, славной и доброй... Но и строгой, конечно, со стержнем. Помню, как я прибежала в театр после рождения Сони и столкнулась с Гундаревой в коридоре:
— Здрасте, Наталья Георгиевна!
На что она отвечает:
— Здоро?во, Анька! Как твоя дочь?
Помнила, что я ушла в декрет и что дочь! Было очень приятно.
Мне посчастливилось выходить на сцену вместе с Гундаревой в «Жертве века», я играла шансонетку. Мы ездили на гастроли, все вместе выпивали после спектакля в большой гримерке. Вечером она просила называть ее Наташей, а утром садилась в автобус в темных очках, и мы понимали, что надо обращаться по-прежнему — Наталья Георгиевна. И она успокаивалась, видя, что мы, молодые актеры, не переступаем черту. Ее все очень уважали.
Театр Маяковского в этом смысле счастливый театр, в нем нет актерского террариума. Это мой родной, любимый, прекрасный дом. Как-то я попросила Таню Орлову: если ей вдруг захочется куда-то уехать, можно сыграть вместо нее хотя бы раз Гертруду? Она не возражала — ради бога! Сама меня ввела и стояла за кулисами первый спектакль.
— Неужели у вас даже за спиной не шушукаются?
— Ну, наверное, кто-то шушукается, но меня это не касается. Я в этом не участвую.
— А Костолевский для вас сразу был Игорем Матвеевичем, когда вы пришли в театр?
— Мне он казался очень взрослым, конечно. Поэтому никакой фамильярности. Умеет держать дистанцию, никого близко не подпускать. Имеет право.
— Аня, последние несколько лет открыто говорят о харассменте и о том, что часто хорошие роли приходят к актрисам через постель. Скажите прямо, вы получали непристойные предложения?
— Получала. В юности пугалась и быстро сливалась. А один случай произошел, когда была уже взрослой барышней, лет тридцати шести. На съемках режиссер предложил выпить винца. Это был дружеский посыл, я искренне считала, что подобный шаг ничего не значит, клянусь! Мы же на площадке все дружим! Говорит, зайди, мол, ко мне в номер, я переоденусь, выпьем по бокалу и пойдем в бар компашкой.
Прихожу, сажусь с бокалом в кресло, и вдруг он на меня наваливается. Мне, во-первых, тяжело, во-вторых, дико смешно. Я подумала: в тридцать шесть лет попасть в такую историю ужасно забавно! И начала ржать.
Он спрашивает:
— Что с тобой?
Я в ответ:
— Слезь с меня, иначе задохнусь от смеха!
Продолжаем диалог.
— Ты что, не хочешь у меня играть главную роль?!
— Нет, — хохочу, — так я вообще ничего играть не хочу!
Боря Щербаков потом спросил:
— А тебе жалко, что ли, было?
— Да, жалко, — говорю. — Я талантливый человек, хорошие роли сами придут.
А с тем режиссером не поссорились... Поскольку я ржала как сумасшедшая, вышло, будто мы просто подурачились.
— Документальный фильм «Аферист из Tinder» лидирует в темах обсуждений в женских компаниях. Аня, как вам кажется, что с нами не так, почему мы вообще попадаемся на удочку мошенников и снабжаем их деньгами? Что думаете?
— Нам же любви хочется. Я лично не попадалась, но допускаю, что могу: я идиот и влюбчивая. Моя героиня в сериале «За счастьем» доверилась тоже. Мужчина ей говорил: «Мы с тобой купим домик, пойдем выбирать». И моя героиня уши развесила. Сняла деньги, а возлюбленный исчез. Мужики тоже попадают на аферисток. На денежки их раскручивают еще как!
