— Но они есть. Я всегда удивляюсь, когда вижу в кино абсолютный серьез — ну как же это совсем без юмора? В жизни все перемешано. И я с возрастом становлюсь все смешнее и смешнее.
— При этом играете серьезных и сильных женщин — следователей, оперов, адвокатов...
— Но всегда стараюсь оживить своих персонажей, сделать самоироничными и парадоксальными.
— Папа нигде вас не снимал, кроме «Ненастья»? Может, пробовал куда-то еще?
— Нет. Это же очень сложно — работать со своими.
— Однажды рассказывали в какой-то передаче, как на съемках «Ненастья» он просил гримеров: «Не красьте ее! Не красьте! Пусть будет страшная!»
— Я, кстати, не боюсь выглядеть страшной, ненакрашенной. Не в этом дело. Но если я папин фильм не могу смотреть по-человечески, а он спектакль со мной не может посмотреть спокойно, какие совместные съемки?
— Так сильно нервничает?
— Папа приходит в театр очень напряженным, не знает, как сесть, как посмотреть на сцену, ужасно волнуется. И я, зная, что он в зале, тоже испытываю стресс. У режиссера и актрисы совершенно другие взаимоотношения, они должны легко общаться и работать на площадке. А тут и у него ступор, и у меня!
— Сколько у вас сейчас проектов в работе?
— Сериал «Стрим», в котором я снимаюсь. И на подходе «Кабаре» в Театре Наций. Репетирую Салли Боулз и еще учу музыкальный материал. Мы же ставим мюзикл. Там же петь надо.
— У вас ведь есть определенная вокальная подготовка.
— Не такая, как следует. Были проблемы еще в «Чикаго»... Понимаете, для драматической актрисы я хорошо пою, а для артистки мюзикла — не очень.
— А чего не хватает? Дыхания?
— Да всего. Умения, голоса нет такого. Поэтому приходится заниматься. А это требует времени и серьезных усилий. Для Евгения Александровича Писарева было важно, чтобы в «Кабаре» играли драматические актеры, пусть даже не идеально владеющие голосом. Не знаю, что получится, очень волнуюсь. Но буду пытаться!
— Многих зрителей поразил спектакль «Прыг-скок, обвалился потолок», где вы играете одиннадцатилетнюю девочку. Как вы вживались в этот образ?
— На самом деле здорово, что возникает такой вопрос. Значит, достигнут нужный эффект. Как вживалась? Вообще никак. У меня нет никаких приспособлений, выхожу как есть, разговариваю взрослым женским голосом. Мы так решили с режиссером Мариной Брусникиной. Поняли, что нужно идти от противного. Обычно все работает наоборот. В роли девочки надо играть взрослого человека. Тогда становишься ребенком. Его даже не надо из себя вынимать, он есть в каждом из нас. Честно говоря, это моветон в актерском деле — изображать девочку. Но такая опасность была.
В театре всегда есть доля условности. В кино мне, слава богу, одиннадцатилетних не предлагают. Это другой жанр. А в театре можно все! Этим он и прекрасен.
— Вас манят комедия и характерность? В кино именно этого не хватает?
— Будучи человеком с юмором, я не могу долго...
— ...изображать следователя?
— Нет, могу, но это должен быть инспектор Коломбо какой-то, в нем должен быть юмор.
— Как же вы играли адвоката в сериале «Хорошая жена»? Там же все всерьез?
— Всерьез. Ну, как-то играла.
— Интересный проект. Странно, почему его так холодно приняли.
— Думаю, просто слишком сказочная история. Наша судебная система не похожа на американскую. Мне очень дорога эта роль. Я работала в прекрасной команде и с удовольствием вспоминаю то время.
— Вопрос банальный, но все же. Как совмещаете работу многодетной мамой и артисткой?
— Вообще, конечно, с трудом. Мне кажется, я могла бы быть результативнее в роли мамы и намного результативнее в роли актрисы.
— Это ощущение появилось после рождения третьего ребенка?
— Так было всегда. Хотя количество, конечно, имеет значение. Каждому ребенку нужно уделить время и внимание и все проблемы решить.
— Четвертого родите, и все наладится!
— Нет. Отказываюсь.
— Времени не хватает?
— На себя — просто катастрофически! Элементарно ничего не могу себе позволить.
— Что именно? Подстричься, покраситься?
— Это кое-как успеваю между делом. Нет, я говорю о том, что невозможно почитать книгу, спокойно подумать о чем-то.
