— Возраст имеет значение? Чем моложе, тем скорее поправится?
— Все имеет значение: возраст, сопутствующие заболевания, настрой. Противоопухолевое лечение всегда агрессивное. Искусство врача проявляется в том, чтобы найти способ уничтожить опухоль, а не человека. Для этого необходимы интуиция, знания и огромный опыт.
— Я читала отзывы ваших пациентов. Одна женщина написала, что «все уже отказывались, я отчаялась, но судьба сжалилась. Врач не побоялся, не выпроводил». А что делать, если выпроваживают, несмотря на страстное желание жить и готовность рискнуть? Как поступать, когда врачи отказываются оперировать и отправляют домой умирать, чтобы не портить статистику?
— Сложный вопрос... Бывают ситуации, когда хирургическое вмешательство может только усугубить состояние или даже сильно навредить. Таким пациентам и я отказываю. Вы думаете, я всех беру на операционный стол? Нет конечно. Операция ради операции, если она не продлевает жизнь или не повышает ее качество, абсолютно не нужна.
Это по сути хирургический шабаш, который не менее вреден и опасен, чем бездействие. Но если при благоприятном исходе открывается перспектива лекарственного лечения, риск в руках опытного профессионала оправдан.
— Среди обывателей бытует мнение, что любой диагноз следует перепроверить у трех-пяти врачей. Вы с этим согласны?
— Это может реально затянуть начало лечения, и время будет упущено. Но второе мнение — да, нормально, поддерживаю! Встречаются разные случаи. У одного человека жалобы выражены, его сильно беспокоит болевой синдром, и он готов к операции. А у другого нет ощущения болезни. Он ест, пьет, о своем диагнозе узнал случайно — и будто гром грянул среди ясного неба! В глазах таких людей я вижу не то чтобы недоверие, но часто нерешительность. Говорю: «Обратитесь к другому врачу, посоветуйтесь. Мы подготовим и предоставим вам результаты обследования в нашей клинике». Ни в коем случае нельзя обижаться на то, что пациент обратился за вторым мнением. Случается, коллеги раздражаются по этому поводу. Неправильно...
— Часто люди рассказывают о настоящих чудесах. Врачи давали год жизни — прошло уже четверть века, а человек бодр и весел.
— Я верую в Бога. И перед операцией говорю родственникам:
— Помолитесь Господу. Это будет нам помогать.
Нередко расспросы продолжаются:
— Нужно ли что-то купить? Может, в больнице нет каких-то препаратов?
Уверяю:
— У нас все есть, не беспокойтесь. Молитесь.
— Были случаи, когда даже вы, врач, проведший тысячи операций, поражались, что человек выкарабкался?
— Об одном расскажу... Я был еще молодым хирургом, и мой учитель, выдающийся хирург-онколог Михаил Иванович Давыдов, поручил мне пациента с редким диагнозом и в тяжелом состоянии: болезнь лимфатических сосудов... Он находился в одной из московских больниц.
Это была неонкологическая проблема и потому мне малоизвестная. Накануне я тщательно проштудировал литературу и узнал, что таких больных практически не оперируют, поскольку почти все попытки ранее приводили к неудачам: рецидивы и в целом ничего хорошего. Я был молод — только дай оперировать! Но тут оптимизма как-то поубавилось... Тем не менее отправился на помощь к больному с напутствием Михаила Ивановича: «Поезжай. Может, что-то удастся сделать». Один шанс не из ста, а из тысячи! Читаю историю болезни. Подписи главного хирурга Советского Союза и одного известного академика — «Хирургическое лечение не показано». Мне после этого вообще стало не по себе. Авторитетные профессора, практики, не теоретики, считают оперативное вмешательство нецелесообразным. При этом я понимаю, что парень погибает. Мой ровесник, тридцать лет всего. Но раз учитель посчитал, что следует рискнуть, я готов. Его мнение для меня истина в последней инстанции. И неслучайно — он в высшей степени талантливый клиницист и гениальный хирург.
Приезжаю в больницу, переодеваюсь, выхожу в коридор. Там меня встречают сестра и мать пациента со словами: «Знаете, мы боимся... и не хотим, чтобы его оперировали». У меня в голове: «Ну, слава богу!» Тем более что академики написали нет, да и родственники не желают — самое время ретироваться. Я с внутренним облегчением захожу в палату к этому парню и начинаю рассуждать о пользе консервативного лечения... Тут он прерывает меня на полуслове:
