Шарлотта вновь проявила здравомыслие и находчивость. Так же, как когда-то придумала игру в острова, она и теперь нашла новый выход из унылой реальности. Отчего бы им, сестрам Бронте, не открыть школу? С этой идеей согласилась даже тетушка — и выделила достаточную сумму. Для начала, однако, нужно было посмотреть, как осуществляется подобное дело, и подтянуть французский. И вот зимой 1842 года Шарлотта с Эмили ступили на порог пансиона Эже в Брюсселе, впервые оказавшись так далеко от дома, в Бельгии. Ах какой это был чудесный пансион! Уютный, с оборудованными всем необходимым классными комнатами, комфортными спальнями и залами для отдыха, с садом для прогулок...
Там было так много роз, что и годы спустя их аромат мгновенно переносил Шарлотту в те счастливые дни. Вот мадам Эже в цветнике шьет крошечную распашонку для своего уже четвертого малыша, пока воспитанницы отвечают ей урок. А вот по дорожкам сада неспешно вышагивает мсье Эже, окруженный стайкой юных барышень. Сестры Бронте жили в пансионе на условиях бартера: оплачивали учебу, преподавая английский и музыку.
Шарлотте нравилось там все. Особенно — хозяин. Константин Эже был к ней внимателен и снисходителен, вел умные беседы, делился опытом, хвалил. Много ли нужно неопытной девушке, мечтавшей о любви незаурядного человека? Шарлотта прекрасно сознавала безнадежность своего чувства, ни о какой взаимности и думать не смела, особенно учитывая доброту и радушие, проявленные к ней хозяйкой дома, очаровательной Клер-Зоэ.
Однако при всей сдержанности Шарлотты ее чувства не остались незамеченными. Шушукались пансионерки. Недоумевающе хмурилась мадам Эже. Явно неловко чувствовал себя объект страсти. А рядом с Шарлоттой не оказалось никого, с кем можно было поделиться. Эмили уехала: попытка впервые надолго оставить дом снова оказалась безуспешной, на чужбине она тосковала и получив известие о смерти тетушки, вернулась под отчий кров.
К слову, именно Эмили, а вовсе не Шарлотта, по-настоящему заинтересовала Константина Эже. Нет, не в романтическом смысле. Она показалась ему чрезвычайно интересной и глубокой, при всех странностях, личностью. Он наблюдал за явно незаурядной, но замкнутой и неловкой Бронте-младшей, даже записал однажды: с таким мощным умищем, железной волей, целеустремленностью и новаторской жилкой ей бы родиться мужчиной — уготовано было бы истинное величие.
