— А чего это мы с тобой без райдеров, во всяком случае ты? Как-никак играешь главную роль...
— А зачем? Номер в гостинице хороший, в машину к кому-нибудь подсядем — подвезут.
Хотя поначалу без распальцовки у некоторых звезд не обошлось. Нас подвезти никто не отказывался, но по отношению к другим приходилось слышать: «Нет, извините, это моя машина, поеду один». Но это, повторюсь, только в первые дни, потом все притерлись, подружились. Уверен, «Уходящая натура» имела бы больший успех у зрителя, если бы чуть раньше на телеэкраны не вышла «Оттепель» Валерия Тодоровского. Тема одна, но картины совершенно разные.
— Как ваши родители относились к Сергею? Не держали обиды за то, что когда-то расстроил вашу свадьбу и лишил внуков?
— Нет, что вы?! Мой отец уважал и ценил Колтакова, когда приезжал в гости, они вели долгие разговоры на разные темы. А мама его называла «старшеньким сынком», мол, я младший, а мой брат Витька — средний. Сергей тоже очень нежно к ней относился, заботился. Так и слышу его голос: «Коляныч, ты мамке сегодня звонил? Нет? Сейчас сам позвоню».
Он ведь рано остался сиротой. Мать умерла в сорок четыре года, когда Сергей был студентом. Он о ней всегда вспоминал с большим теплом, говорил, что это она, имевшая семь классов за плечами, пристрастила его к чтению. К отцу, который ушел в возрасте шестидесяти с небольшим, относился по-разному. Иногда ненавидел — было за что... А порой говорил: «Таких честных людей на земле немного».
Михаил Колтаков был боевым офицером, служил на границе с Китаем, принимал участие в боях на Даманском. После выхода в отставку получил назначение на должность начальника колонии под Барнаулом, потом возглавил трест столовых. Последнее место было золотым дном, занять его мечтали многие — даже за сумасшедшие взятки, а настоящий советский офицер Михаил Колтаков гнал в три шеи тех, кто приходил с подношениями. Сергей вспоминал, как отец кричал на решивших его подмазать: «Вон отсюда! Я, когда был начальником колонии, держал таких, как вы, в ежовых рукавицах, а теперь, думаете, возьму у вас хоть малость?!»
Сына Колтаков-старший видел военным и очень расстроился, когда Сергей решил пойти в артисты. Впрочем, наверное, все-таки понимал, что у парня своя дорога, раз попросил Василия Макаровича Шукшина написать сыну рекомендацию на актерский факультет. Об этом чуть позже, а сначала — история, которую Серега любил рассказывать.
Было это в Барнауле, Колтаков-старший тогда еще служил в исправительной системе и перед концертом Муслима Магомаева в фойе Дворца культуры стоял в компании высших офицеров. Пятнадцатилетний Сергей держался поодаль. «Это твой сын? — поинтересовался кто-то из коллег у Михаила Колтакова. Получив утвердительный ответ, окинул парня пристальным взглядом и мрачно покачал головой: — Не наш человек, ох, не наш...»
С аттестатом, где по всем гуманитарным дисциплинам были пятерки, а по всем точным — хилые, поставленные учителями исключительно из милости тройки, и ходатайством от Шукшина с просьбой обратить внимание на талантливого мальчика Сергей отправился поступать во ВГИК. Когда на первом туре до него дошла очередь и возглавлявший приемную комиссию Бабочкин спросил:
— Ну-с, молодой человек, что будете читать? — абитуриент отрапортовал:
— У меня письмо.
— Какое письмо? — уточнил Борис Андреевич. — Из какого произведения?
— Не из произведения, а от Шукшина.
— Ну хорошо, читайте письмо.
— Как это, вслух? — изумился Колтаков. — Оно же вам адресовано.
Вручил листок Бабочкину, тот пробежал глазами по строчкам и сказал:
— Ну хорошо, а басню или хотя бы стихотворение вы подготовили?
Серега что-то продекламировал, однако в списке допущенных во второй тур себя не нашел. Поехал в Саратов, где прием в театральное училище был в самом разгаре. Его приняли, но там Колтакову было неинтересно — раздражали глупые этюды вроде вдеть нитку в иголку, изобразить, что подметаешь пол.
На следующий год он снова поехал в Москву, и Андрей Алексеевич Попов взял его в ГИТИС сразу на второй курс — первые полгода Колтаков был вольнослушателем, а после зимней сессии стал полноправным студентом...
Мой отец ушел раньше Сергея, и мама смерть «старшенького сынка» пережила как потерю близкого человека.
— Мне кажется, Сергей Михайлович был не из тех, кто беспокоится о своем здоровье. Не любил ходить по врачам?
— Не любил, но ходил — в основном по моему настоянию. Раз в год мы оба обязательно обследовались: делали УЗИ, сдавали кровь — все было чисто. И вдруг весной 2019-го как приговор: «неоперабельная онкология».
Сергей отнесся к диагнозу спокойно: «Ну, значит, так должно быть». От «химии» поначалу отказывался: «Сколько осталось — столько осталось», но я уговорил. Какая это тяжелая процедура, знают только те, кто ее перенес, и те, кто был рядом. Но от Михалыча никто не слышал ни слова жалобы или упрека. Во время болезни мы все заботились о нем. Все, кто остался в его «записной книжке», кого не вычеркнул. А он это умел делать... Спасибо невычеркнутым! Сейчас они стараются не оставлять меня надолго одного.
