В то время на входе был стеклянный тамбур, в котором иногда играл небольшой оркестр. В девяностые многие профессиональные музыканты зарабатывали на хлеб в подземных переходах, аэропортах и на вокзалах. Оркестранты вроде бы не обратили на меня внимания, по крайней мере так мне показалось, но ровно в тот момент, когда я пересек тамбур и возник на пороге зала ожидания, грянул «Сиреневый туман»!
Выход получился эффектным, что и говорить. По залу пронеслось «Маркин! Маркин!». Не хватало только красной ковровой дорожки и щелкания блицев.
— Мара, не можешь без выпендрежа? — проворчал Макаревич.
— Да как-то не получается...
— В профессиональных кругах вас называют Марой?
— Да, в основном музыканты «Машины времени». Вообще, у меня много кличек. В детстве ребята звали Плейшнером. Я любил его изображать — сходство усиливали очки, которые ношу со второго класса. Еще дразнили Самоделкиным за то, что постоянно что-то мастерил. Чем я только не увлекался — от авиамоделирования и радиодела до игры на различных музыкальных инструментах.
Одно время ходил в кружок во Дворце пионеров, где была официально зарегистрированная радиостанция, с помощью которой можно было выйти в эфир и с кем-то пообщаться. Тогда все радиолюбители были под колпаком у компетентных органов. Я все-таки раздобыл засекреченную схему и собрал два передатчика — громоздких, с большими антеннами. Когда включал их, они отказывались связываться друг с другом, зато во всем нашем доме вырубалось телевидение. Однажды во дворе появилась странная машина с антенной, и я понял, что она приехала по мою душу. С радиоделом пора было завязывать.
В двенадцать лет попал в Чехословакию. Мой родной город Пушкино был побратимом чешской Кутна-Горы, и между ними существовало множество программ по укреплению дружбы и сотрудничества. В тот год у нас проводили викторину «Кто лучше знает ЧССР». Я выучил только то, что было написано в энциклопедии «Что такое? Кто такой?», но этого оказалось достаточно, чтобы выиграть и с другими победителями поехать в Кутна-Гору. Там я увидел ребят, игравших на гитарах (у чехов было много самодеятельных вокально-инструментальных ансамблей), и заметил, каким успехом они пользуются у девчонок. По возвращении домой решил брать уроки.
Обратился к старшему брату: «Помоги! Покажи пару аккордов». Анатолий окончил училище по классу баяна, но владел самыми разными инструментами. В ответ на мою просьбу Толя взял гитару и сыграл известную джазовую композицию, где минимум тридцать аккордов и все очень сложные: «Ну, как-то так!» Я понял, что помощи не дождусь, и пошел во двор.
Мальчишки моего поколения проводили там много времени. Во дворах мы играли, дрались, влюблялись. Давно живу в Москве, но иногда приезжаю в Пушкино, прихожу к своему дому и вспоминаю, где стояли скамейки, где еще растет клен с тремя стволами, возле которого прозвучали мои первые песни. Какие-то сочинял сам, какими-то делились старшие товарищи. Парень по имени Сашка за определенную мзду писал мне в тетрадь тексты Высоцкого с гитарными аккордами. Сначала напрягало, что надо ему платить, но однажды подумал: «Он же где-то это добывает. Тратит время, все записывает. Труд должен быть оплачен». Одни песни шли по десять копеек, другие по двадцать, а какие-то даже по пятьдесят. Не знаю, на чем основывалась такса.
— Ваш первый выход на публику состоялся во дворе?
— Нет, в пионерском лагере. Я еще не играл на гитаре и просто выступал на конкурсе песни. В белой водолазке, взятой напрокат у мальчика из более зажиточной семьи.
Наша-то жила скромно. Мама — учительница младших классов. Папа сначала был военным, потом инженером в той же части, где раньше служил. Денег почти никогда не водилось, зато было весело. Дома часто собирались друзья родителей. Самым активным и задорным на этих посиделках был отец. Видимо, культорганизаторская жилка — наша семейная черта. Я еще в школе организовал вокально-инструментальный ансамбль.
