Вообще, в командировки я ездила довольно часто. Седьмого ноября, например, дикторов отправляли за границу: знакомить зарубежного зрителя с советской культурой, эстрадой... В основном это были страны социалистического лагеря — Польша, Венгрия, Румыния, Болгария... На Кубу летала, во Вьетнам... А в Японии провела в командировке сначала год, потом около семи месяцев. Японцы вежливые, обходительные, никогда не повышают голоса, не раздражаются. Занималась с ними русским языком, делала передачи на русском, в стране тогда был очень высок интерес к России.
Среди моих учеников были четыре парня с телевидения. Однажды на урок пришли только трое. Поинтересовалась, где их товарищ. Молодые люди, улыбаясь, ответили, что у него умер отец. Удивилась — что же тут веселого? Спросила у русской коллеги, которая была замужем за японцем. Та объяснила: «Здесь так принято — какое бы горе тебя ни постигло, нельзя демонстрировать его на людях, чтобы своим грустным видом не портить настроение окружающим».
Помню, в нашем посольстве проходил прием. Накануне по просьбе режиссера японского телевидения достала ему пригласительный. Протягиваю, а он вдруг отказывается:
— У нас сегодня забастовка, не могу пойти.
— Но ведь прием в посольстве не работа? — искренне удивляюсь я.
В ответ слышу:
— Мы ведь на приеме будем о работе говорить? Обсуждение служебных вопросов считается работой. А у нас забастовка.
Долго привыкала к японской кухне. Когда меня впервые пригласили на ужин, подумала: «Закажу суси (у японцев нет буквы «ш»), попробую». Не понравилось — рис с сырой рыбой. Потом принесли нечто белое. Спросила:
— Это что?
Ответили:
— Сырые кальмары.
Отказалась, решив, что на сегодня, пожалуй, хватит экспериментов. Но со временем привыкла, суси даже полюбила.
Японцы говорили, что я похожа на их соотечественницу — по облику, поведению, внутренним качествам. Делали комплименты: «У вас голос потрясающий и красивые глаза». А я-то в свое время сильно переживала — глаза мне казались маленькими. Когда однажды Лев Лещенко произнес: «У тебя глаза — лучики», удивилась. Думаю: какие лучики? Они же узкие...
Пока год находилась в командировке, с мужем и сыном жила свекровь. Иван тогда учился в шестом классе. Володина мама была чудным человеком, ухаживала за моими мужчинами лучше, чем я. Когда через шесть лет снова предложили лететь в Страну восходящего солнца, Лидия Ивановна уже умерла. Говорю сыну и мужу:
— Наверное, придется отказаться. Как оставлю вас одних?
Иван к тому времени уже был студентом.
— Справимся, — заверил он, — папа берется готовить первое, я — второе.
И я полетела в Японию...
— В девяностые вы ушли с телевидения. Почему?
— Иван женился (он экономист), родились внучки Катя и Лиза. Я их редко видела и однажды осознала: семья для меня очень важна, но из-за того что постоянно работаю, многое упускаю. А ведь этого не восполнишь.
Давным-давно, когда только пришла на телевидение, думала: «Вот исполнится пятьдесят пять — сразу уйду на пенсию». Практически так и случилось. Да еще совпало с перестройкой. После моего ухода ликвидировали детскую редакцию, спортивную, музыкальную... И решили, что дикторский отдел не нужен.
Я занялась домом, дачей. У нас постоянно жили собаки, муж их всех обожал, выгуливал утром и вечером. Первого, черного шпица, завели, когда сын был маленьким. Очень красивый барбосик, на выставках медали получал. Вторую, дворняжку, подобрали в метро, бегала вся такая несчастная, забитая, страшненькая — бородатая и усатая. Постригли, привели в чувство, назвали Нюсей. Море обаяния! Умела вставать на задние лапы.
Соседи по даче ее угощали кто чем. Иногда Нюся приносила в зубах сосиску, оставляла ее на траве, гордо смотрела на нас и удалялась — то ли гордилась, что добытчица, хозяевам еду принесла, то ли просто объелась. Когда она умерла, больше не хотели никого заводить: слишком тяжело расставаться.
