За кулисами меня отпаивали валерьянкой, а Белла Исидоровна ругала помощников. Я подошла, упала перед ней на колени: «Моя вина... Наказывайте. Хоть убейте». Но она уже пар выпустила и никого не убила. Это единственный подобного рода инцидент в моей творческой биографии, когда думала, что умру от ужаса. Сами видите: столько лет прошло — а помню до сих пор. Хотя телезрители, между прочим, даже не заметили накладки, иначе бы непременно написали. Подмечали все!
Ведущим не разрешалось появляться в кадре в брюках — только платье, юбка с блузкой или кофточкой. И тут вошли в моду брючные ко стюмы. Мне откуда-то привезли кримпленовый темно-коричневый костюмчик, очень стильный. На свой страх и риск вышла в нем в эфир. И получила сотни писем, среди которых оказалось много коллективных примерно такого содержания: «Светлана! Мы считали вас политически и идеологически зрелым человеком, — писали возмущенные работницы завода или фабрики. — Что с вами произошло?!» Они полагали, что появляться в эфире в брюках недопустимо для советского диктора.
С прическами тоже было строго. Волосы либо гладко зачесывали, либо носили на косой или прямой пробор, мужчинам, кстати, не позволялось отпускать бороды и усы. Однажды я сделала стильную челочку, показалось, что мне идет. Вышла в эфир — и через некоторое время снова негодующее письмо, на сей раз от мужчины: «Светлана!!! Что ты сотворила с собой? Я любил тебя. Заслышав знакомый голос с экрана, бежал с кухни и целовал телевизор с твоим изображением. Зачем ты эту челку выстригла? Она не идет тебе ни с какой стороны!» Но чаще я получала письма от зрительниц, просивших прислать выкройку платья или дать адрес мастера, у которого делаю прическу: «Хотим так же, как у вас».
— А как вы — студентка института иностранных языков — оказались на телевидении?
— В институт на имя замдекана как-то прислали письмо с телевидения: мол, нужен переводчик для съемок программы «Россия в луче прожектора». Почему-то хотели студентку именно четвертого курса факультета английского языка. Я как раз училась на четвертом. Это был конец пятидесятых. Телевидение тогда не пользовалось популярностью, поскольку мало у кого вообще в ту пору имелся телевизор. К редкому его обладателю смотреть единственную программу собирались по вечерам чуть ли не всем подъездом.
Честно говоря, замдекана не очень понимала, зачем понадобились студентки. Спустя годы мы встретились и она призналась, что выбирала девочек с красивыми улыбками и зубами, ведь для телевидения это самое главное, как она полагала. Нас, примерно двадцать девушек с курса, сначала отправили на радио — слушали тембр, затем на телевидение. Выбрали меня.
Возможно, благодаря звонкому голосу. Я ведь с четвертого класса занималась в студии художественного слова в городском Дворце пионеров. В пятом доверили приветствовать XI cъезд комсомола в Кремле. Я на трибуне стояла. Поскольку роста небольшого, лишь голова торчала — мне подставили ящичек. Восемь страниц текста пришлось заучить наизусть.
Я кричала: «Ленинско-Сталинскому комсомолу...» — а пионеры подхватывали «Слава, слава!» Телевизоров тогда еще не было, но мои фотографии печатали газеты и журналы, на улицах висели портреты девочки Светы. Из «Пионерской правды» приходили, я во дворе в прятки играю — вдруг зовут на интервью. Я стала популярной, получала от солдат письма с предложением руки и сердца.
Но вернусь к телевидению. Работала в программе «Россия в луче прожектора» переводчиком. Снимала канадская группа, передача была посвящена советской эстраде, участвовали многие известные артисты: Аркадий Райкин, певица Гелена Великанова, цирковые мастера... После съемки предложили постоянную работу, оформили диктором. Я оказалась самой юной в коллективе: моложе тридцати не было не только ведущих, но и режиссеров. И все имели актерское образование, даже переставлявшие заставки перед камерами помощники. И среди них я, двадцатилетняя белая ворона.
